Артем Драбкин: Я дрался на Т-34. Третья книга

– Вы были ранены?

Да, в 1943-м в обе руки. Завезли меня в госпиталь в Тамбов. Он размещался на улице Карла Маркса в магазине-гастрономе. Поскольку у меня обе руки были ранены, кормили с ложечки. Руки стали заживать, я газету выпустил – рисовал неплохо. Там была сестра медицинская – Лидия Акимовна Милованова. Она Сахновой, главному хирургу, говорит:

– Его надо задержать, пусть он нам газеты рисует.

А я это услыхал, говорю:

– Нет, Лидочка, я должен идти на фронт.

Ну, сходил с ней в театр оперный через улицу. А там главным дирижером был капитан Шатров, автор музыки «На сопках Маньчжурии». Поцеловал ее, но не тронул. Ответственность! Она проводила меня на вокзал. Тепло было, а на ней такое синенькое платье в горошек… Вагоны все забиты – на фронт едут. На ступенях люди как виноград висят. Попрощались. Потом, когда в газетах про меня написали, она меня разыскала. А я ей написал: «Дорогая Лида, не могу ничего сделать. Живу в общежитии, пока не окончу академию, не может быть вопросов любви».

(Интервью Артема Драбкина)

В 1939 году я окончил десятилетку и поступил в Одесский институт инженеров морского флота на судомеханический факультет, чему был страшно рад: во-первых, конкурс был 15 человек на место, во-вторых, я мечтал быть моряком, а судомеханический факультет готовил плавсостав. В сентябре 1939 года, когда Германия напала на Польшу и началась Вторая мировая война, прошла 4-я сессия Верховного Совета СССР, на которой был принят закон о всеобщей воинской обязанности. По нему лица со средним образованием призывались с 18-летнего возраста, а те, которые не имели среднего образования, призывались с 20-летнего возраста. Так вот, после принятия этого закона из 300 человек, принятых на первый курс, осталось человек 20, все ребята 1920–1921 годов рождения были призваны в армию.

Меня тоже призвали. Записали в команду моряков, но не отправляли, а ждали особого распоряжения. Из института меня отчислили, на работу не принимали – я же уже призван, только и жду команды: «В эшелон!» А распоряжения нет. Собралась нас команда одноклассников из пяти человек, они предложили: «Вить, поехали с нами!» Пошли в военкомат, а там без возражений меня в другую команду переписали. Я побежал на завод к отцу. Он тогда на заводе «Коммунар» работал. Сказал ему, что уезжаю, а вечером я уже был в эшелоне. А куда нас везли, мы, конечно, не знали. И только когда мы приехали в Москву, то поняли, куда мы едем. Уже началась Финская война, и везут нас под Ленинград. Доехали до Бологого, а потом повернули налево в Порхов, это такой маленький городок за Старой Русой. В нем стояла 13-я танковая бригада, которой командовал Баранов Виктор Ильич, получивший за войну в Испании звание Героя Советского Союза. Мы его так и называли – «Испанец». Вскоре после нашего прибытия бригада ушла на фронт, а на ее месте стали формировать 22-й запасной автобронетанковый полк, в котором ребят со средним образованием готовили на командиров танков, механиков-водителей и командиров орудий на трехбашенный Т-28.

Я мечтал стать механиком-водителем, а не командиром танка, так что попросил, чтобы меня направили во 2-й батальон, который как раз механиков-водителей готовил.

В процессе обучения несколько человек из нашего полка отобрали и направили на фронт, в 13-ю бригаду, чтобы вроде как нас обстрелять, чтобы мы почувствовали боевую обстановку. И вот мы прибыли в бригаду, тут ко мне один подходит и говорит:

– Ты можешь перегнать по льду машину?

– Могу.

– Давай.

Тут подходит мой командир танка младший сержант Прокопчук:

– Вить, ты куда?

– Вот попросили перегнать машину.

– Я тоже с тобой.

– Не надо, достаточно одного человека, мало ли что случится. Он пройдет, тогда вслед за ним будем перегонять оставшиеся танки.

В бригаде один батальон был на Т-26, а другой на БТ и несколько танков Т-37. Мы называли их «здравствуй и прощай». Он идет и кланяется.

Я сел за рычаги и поехал, разумеется, на первой передаче. Лед был присыпан снегом, но мороз стоял 40 градусов, ничего не должно было произойти, а тут – буль! Танк носом провалился под лед. Я ничего не соображаю, давлю на газ… До сих пор помню, как танк наклонился и кромка льда пронеслась мимо меня. Хлынула вода, и я потерял сознание. А мой командир танка… Нам всегда говорили на политзанятиях суворовский девиз: «Сам погибай, а товарища выручай!» А для танкистов это вообще обязательно, потому что экипаж – это семья. Но только после этого эпизода я понял, насколько это важно! Командир танка Прокопчук разделся, его быстро обмазали солидолом, чтобы в ледяной воде не замерз, и он полез за мной – глубина-то была небольшая. Нырнул, освободил мое сиденье и за воротник вытащил меня наверх. Но об этом я, естественно, узнал, только придя в себя.