Александр Коноплин: Поединок над Пухотью

Художник М. Лисогорский

В 216-й стрелковый полк разведчик сержант Стрекалов попал, можно сказать, случайно. После госпиталя его должны были направить обратно в 305-й, но не направили по той причине, что самого полка к тому времени уже не было — погиб полк под городом Великие Луки, и Стрекалова определили куда поближе.

Рана все еще давала о себе знать, и сержант на первых порах вынужден был хитрить, чтобы не попасть часовым на пост и не застудить больное плечо. Ради этого он с неделю трудился на кухне — чистил картошку, мыл котлы, бегал за махоркой для повара к тем, кому приходили из дому посылки. Пробовал даже тачать сапоги, но только напрасно испортил материал — сапоги у него не получились.

Несерьезная эта работа самолюбию урона не наносила. Стрекалов знал, что она временная, и мирился с ней, а заодно и с тем, что здесь все звали его не по званию и даже не по фамилии, а по имени — Сашка. О службе в незабвенном 305-м и о своих боевых делах не распространялся, медаль «За отвагу» хранил в кармане в чистой тряпочке — несолидно с такой наградой при кухне быть, а когда в чем упрекали, шутил, рассказывал разные побасенки. Постепенно стал он своим парнем и на кухне, и в ротах — нет-нет да и притащит добавочки нуждающемуся…

На сытных харчах рана быстро заживала, и скоро Стрекалова определили в приданный полку зенитный артдивизион.

Так разведчик стал артиллеристом.

Жизнь у артиллерии, если смотреть со стороны, — курорт на колесах. Отрыл орудийный ровик, землянку и сиди загорай. Хоть и на передке, а все не под носом у немца: прицельно в артиллериста из винтовки, пожалуй, и не попадешь. Конечно, зенитная на прямой наводке то же самое, что полевая, но все-таки…

Так Стрекалову казалось прежде. Однако мнение изменилось, стоило ему ступить на огневую позицию батареи. Утром того же дня он с пятью другими солдатами своего расчета копал котлован под блиндаж КП. Велено было сделать накат, обшить стенки тесом, настлать пол, установить в ровике дальномер, прорыть запасной ход. Ребята подобрались один к одному: от дела не бегали, но и дела как следует не делали. Стоило командиру расчета отлучиться, как все бросали лопаты и начинался треп.

— Командиром батареи у нас старший лейтенант Гречин, — объяснял подносчик патронов рядовой Кашин, солидно посасывая самокрутку, — мужик сурьезный и службу знает.

Василий Кашин сам без году неделя в армии, но уж так повелось, что сложившийся коллектив на прибывшего новичка смотрит свысока. Стрекалов поэтому чаще всего помалкивал, слушал.

— Нашим взводом командовает младший лейтенант Тимич, его кореш. Тоже ничего мужик.

Васька мал ростом, тщедушен, слегка сутул, при ходьбе сгибает колени, отчего руки его кажутся длиннее, чем есть на самом деле.

— Вторым — лейтенант Гончаров. У етого шуры-муры с санинструкторшей.

— Не шуры-муры, а любовь! — поправил его заряжающий Богданов. — Различать надо…

— А это кто как понимат. Товарищ старший сержант Уткин так прямо и грит: «Снюхались, грит, а комбату расхлебывать».

— Как зовут Гончарова? — спросил Стрекалов. — Случайно не Андреем?

Кашин дососал чинарик, придавил его каблуком нового, еще не обмявшегося ботинка и, цыкнув слюной сквозь зубы, ответил:

— Может, и так, кто его знает.

— Где он сейчас?

— В тылах, — ответил Богданов, — по комсомольским делам вызвали. Он у нас комсорг. Знакомый, что ли?

Сашка не ответил.

Показался старшина, и работа возобновилась. Когда котлован стал достаточно широк, Богданов пристроился рядом со Стрекаловым. Работал он сноровисто, легко, как хорошо смазанная машина, без остановок, мышцы под тонкой тканью гимнастерки не вздувались шарами, как у Уткина, а лишь слегка напрягались, твердея до упругости автомобильной шины; комья мерзлой земли летели с его лопаты дальше, чем у других.

Увлекшись, Сашка незаметно втянулся в богдановский темп и остановился, только почувствовав знакомое колотье в левом предплечье. Заметив его побледневшее лицо, Богданов бросил лопату, выпрямился. От его разгоряченной спины шел пар.

— Передохнем. — Надев телогрейку, он разбежался и легко, как по наклонной доске, взлетел по отвесной стенке вверх. — Давай руку, пехота.