– Да вы не смотрите, что он кофейный! Я уже лопала – пальчики оближешь! Или тогда… ну, хотя бы пончики с начинкой из розовых лепестков. Я уверена – вы таких и не пробовали!
Вскоре обе школьницы с немалой скоростью поглощали все названные Ниной яства, и еще кое-что сверх того. Стоило это все дороговато, деньгами их родители особо не баловали, и редкой возможностью, предоставленной их подружкой, полакомиться пирожными, да еще восседая в настоящем кафе, они пренебрегать не стали. Эх, жаль только, что для визита в подобное заведение не удалось приодеться как следует. Чулки только нитяные, а нейлоновые со швом – недостижимая мечта. Конечно, на толкучках можно было купить почти все… но цены кусались, и очень больно. Поэтому некоторые польские модницы, не имевшие денег на покупку модных чулок, летом просто красили ноги настойкой йода, а линию шва изображали тушью. Вот и Томка с Люсей (да и другие школьницы) тоже переняли этот прием, несмотря на попытки учителей вести борьбу с пагубным поветрием.
Не упускала Нина возможность пригласить в кафе и своих товарищей по дельнице, многие из которых тоже были большими любителями кофе и пирожных.
Со временем девочка стала все чаще приходить в интернат и покидать его стены по мере необходимости. Некоторым из школьников это не понравилось – ну, как же, они тут сидят в четырех стенах, выходят только под строгим контролем, а она себе шастает, как ей вздумается, да еще все время якшается с поляками! Недолго думая они решили объявить ей бойкот. Впрочем, затея эта имела мало успеха: Нина узнала о самом факте бойкота только спустя много времени после того, как он сам собой угас – потому что она его просто-напросто не заметила.
В конце апреля 1946 года в Варшаве очередной раз появился отец и сообщил:
– Собирайся, сегодня едем в Москву.
Собирать в дорогу Нине было особенно нечего, а вот отцу со сборами помочь пришлось. Надо было решить сложную задачу – перенести немалое число советских и польских орденов и медалей, которыми был награжден генерал, с польского мундира на советский. При этом надо было учесть, что на советском мундире их размещение и последовательность расположения отличаются от тех, которые соответствовали польскому мундиру. Так что девочка откалывала-отвинчивала, а затем, наоборот, прикалывала-привинчивала награды, а отец подсказывал, какие из них куда прикреплять.
Зачем вообще ей надо ехать в Москву, Яков своей дочери так и не объяснил. Впрочем, о цели своей командировки он тоже не распространялся. Между тем дела обстояли серьезно. По линии Наркомата обороны (точнее, военной контрразведки) предстояло обсудить окончательные детали начинающейся операции по прочесыванию лесов на территории Краковского военного округа, командующим войсками которого Речницкий стал еще в феврале. Оперативная группа «Жешув», возглавлявшаяся его начальником штаба, хорошо знакомым еще по боям в Варшаве генералом Яном Роткевичем, должна была со дня на день приступить к охоте за бандами УПА и вооруженными отрядами польского подполья. Несмотря на разъединявшую эти две группы противников новой власти ненависть, проявлявшуюся в массовых убийствах мирного населения «не той» национальности, они готовы были позабыть друг другу эти «мелкие грешки», чтобы объединиться на общей антисоветской и антикоммунистической платформе. Тревожным звоночком стала первая их совместная акция – разгром отделения милиции в одном из мелких провинциальных городков.
Да и по линии второго своего начальства Якову было о чем доложить. Игра, которой они ожидали еще в 1944 году, похоже, начиналась. Среди множества офицеров и генералов Войска Польского, вернувшихся в страну из соединений польских вооруженных сил за границей, было немало противников происходящих в стране перемен. Одни были недовольны растущим влиянием Москвы, наличием множества советников из СССР в армии и органах безопасности, другие – земельной реформой, национализацией банков и крупных предприятий, а большинство – и тем и другим вместе. И дело было не только в настроениях. Кое-кто из этих офицеров был готов и действовать.
Речницкий очень хорошо запомнил льстивые речи генерала Людвика Мотта из штаба сухопутных войск:
– Пан Речницки, все мы – патриоты нашей Родины, Польши. Я знаю, что вы долгое время прожили в СССР. Но чем вам заплатили за служение той власти, за которую вы доблестно сражались? Арестом и изгнанием из армии! И только когда началась большая война, о вас вспомнили и сунули в эту мясорубку.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу