Юрий Корольков - В катакомбах Одессы

Тайная полиция из гестапо и сигуранцы оказалась бессильна справиться с партизанами. Для борьбы с ними привлекли полевые войска. Но и это не помогло. Катакомбисты умело обходили военные патрули, появлялись то там, то здесь, взрывали поезда, нарушали связь и снова исчезали в глубине катакомб. Тогда и решили каратели разгромить, уничтожить неуловимых партизан в их подземном укрытии.

Холодным ноябрьским утром в катакомбах объявили боевую тревогу — передовые посты сообщили, что к главному входу приближаются отряды карателей. Бой длился без малого трое суток. Первые атаки отбили сравнительно легко — каратели подорвались на минах и отступили. Тогда появились пушки и прямой наводкой стали бить по главному входу. Каратели подошли совсем близко, вот-вот они могли ворваться в катакомбы. Навстречу им с гранатой в руке бросился муж Галины. Он упал перед входом, сраженный пулей, но враги отступили, атаку снова удалось отбить.

Штурмана принесли в пещеру-госпиталь, и Галина первой склонилась к нему, еще не зная, кто это. Откинула с лица край плащ-палатки и при свете керосинового фонаря узнала убитого…

С тех пор словно подменили Галину Марцишек. Никто больше не слышал ее задорного смеха, она сделалась молчаливой, постоянно уединялась, куда-то исчезала, вероятно, ходила к дорогой ей могиле, а потом появлялась на людях бледная, с заплаканными глазами.

Бадаев сказал Тамаре Маленькой:

— Ты предупреди Галину, пусть собирается. Сегодня пойдем на пятую шахту…

Вскоре Бадаев подал команду выходить на задание. Один за другим партизаны исчезали, словно проваливались во мрак катакомб. Только огненные точки мерцающих фонарей указывали их путь. Но вот группа вышла к штольне, свернула вправо, и гирлянда фонарей, похожая на светящуюся телеграфную ленту Морзе, начала сокращаться. Мелькнул последний фонарь, и в провале штольни, куда ушли партизаны, снова воцарился безмолвный мрак.

Пройдя несколько километров, группа остановилась перед выходом на поверхность, укрылась за каменным столбом, подпиравшим низкие своды штрека. Бадаев приказал подвернуть фитили горелок и выслал вперед разведку. Ушли Иван Петренко и Анатолий Белозеров, остальные стояли молча в непроглядной тьме. Бадаев запретил даже курить — табачный дым могло вынести на поверхность, предупредить карателей, если они притаились где-то впереди.

Время тянулось мучительно долго. Наконец из темноты выступил Белозеров. Шепотом доложил — на поверхности тихо, можно идти, Петренко продолжает вести наблюдение.

Сержант-пограничник Анатолий Белозеров присоединился к отряду совсем недавно, уже в катакомбах. Свой первый бой с немцами он принял на заставе утром 22 июня. Потом было ранение, плен. Через несколько дней Анатолий бежал из лагеря, долго пробирался к своим, а фронт все отходил и отходил на восток. Так и дошел он до Фоминой балки под Одессой, где у него жили родные. В ту же ночь, узнав про партизан в катакомбах, ушел к ним, не успев толком поговорить ни с матерью, ни с отцом. Времени хватило только на то, чтобы помыться да переодеться в штатское — старая одежда пообносилась, превратилась в лохмотья. Под утро Белозеров был в катакомбах, пришел с партизанской разведкой, заходившей в Фомину балку.

Павел Бадаев внимательно присматривался к пограничнику, и тот все больше ему нравился. Белозеров как-то очень легко умел ладить с людьми и в то же время, когда было нужно, умел настоять на своем. Всегда ровный, спокойный, исполнительный, не унывающий, он будто не замечал тягот подземной жизни. В схватках с карателями показал себя в меру осторожным, смелым, но совсем не безрассудным человеком. Когда штурман Иванов, сраженный пулей, упал перед входом в катакомбы, Анатолий бросился спасать товарища. Он вынес его из боя, но вынес мертвого.

Нет, совсем не случайно Бадаев послал Анатолия в разведку перед тем, как выбраться на поверхность для связи с Москвой. На этого парня можно было положиться.

— Выходи! — едва слышным шепотом скомандовал Бадаев.

Сначала вышла группа обеспечения — шесть бойцов-партизан, среди которых была и Галина Марцишек. Трое из них поднялись на косогор, один спустился на дно неглубокой балки, двое залегли по обе стороны тесной норы — выхода из катакомб.

Потом раскинули плащ-палатку, втащили в нес тяжелый ящик радиостанции. Все это делали молча, бесшумно, напряженно прислушиваясь к малейшим шорохам, несущимся из ночной степи.

Последнее, что сделали перед тем, как выйти на связь с Москвой, — подняли над землей антенну, как флаг на боевом корабле. Радисты сняли шапки, надели наушники, снова натянули на голову треухи и по плечи влезли под брезент плащ-палатки. Затюкали первые позывные. Ключ морзянки выстукивал бесконечные тире и точки. Если бы это было летом, издали могло показаться, что в степи тихо стрекочут цикады.