Пришел он минут через двадцать вместе с Гласовым. Прочитали записку. Я светил им фонариком, свет падал на их лица. Гласов повеселел, Кузьмин спросил его:
— Кира знаешь лично?
— Знаю.
— Кто такой?
— Придет — сам скажет, если решил расконспирироваться.
В темноте Кузьмин повернулся ко мне:
— Ладно. Передай голосом, что понятно. Будем ждать в назначенное время.
На встречу с Киром ушли почти всем отрядом. По дороге обезвредили мины, разобрали завал, проломили ход в стене, которую построили после стычки с румынами в районе командного пункта. Двоих Батя послал вперед разведать катакомбы, еще двое остались сзади, чтобы в случае чего прикрывать наш отход.
Стояли мы долго, прислушиваясь к самому малому шороху. Было так тихо, что резало уши. Только иногда с шорохом осыпался ракушечник или с потолка падали «коржики» — отслоившиеся каменные пластинки. Стояли недалеко от стальной герметической двери, которую румынские полицаи так и оставили раскрытой после того, как наткнулись на нас. Наконец послышались приглушенные голоса, это наш передовой пост встретил пришедших. Вскоре они появились сами — шли и подсвечивали фонариками дорогу.
Их было двое. Один высокий, в пальто и валенках, на голове кубанка, другой — ростом пониже — усатый старик в длинном пиджаке, в сапогах и треухе. Этот шел с палочкой.
— Уберите свет, — сказал высокий.
Свет погас, но Батя успел разглядеть его и воскликнул:
— Бадаев! Ты ли это?..
— Я самый… Идем поговорим. Времени у нас в обрез. Самсон здесь?
— Здесь, — ответил Гласов.
Они втроем вошли в нишу, говорили тихо, но многие слова долетали и до нас. Бадаев спросил:
— Что здесь случилось?
— Потеряли связь. Провалилась верхняя группа.
— А Самсон почему не ушел на задание?
— По тем же причинам. Румыны закрыли все выходы.
— Воспользуйтесь нашим. Тебе, Николай, придется идти сразу. Центр ждет…
— Готов хоть сейчас, — ответил Гласов.
Голоса стихли, и я ничего не мог больше расслышать. Старик, который пришел с Бадаевым, предложил нам закурить, протянул кисет, полный махорки. Он сказал нам:
— Вот что, молодцы, пока начальство совещается, послушайте, как из вашего дальницкого тупика вылезти можно.
Старик рассказал, что на углу Дзержинской и Фрунзе есть заброшенный туннель, через который раньше был вход в катакомбы. Его замуровали лет двадцать назад. Теперь его раскрыли, и, если румыны не заметят, через него можно выходить в город. Старик сказал, что пришлось попотеть, пока прокопали вход. Работали вчетвером до полночи, из-за того и опоздали. Теперь нужно торопиться, чтобы до света управиться.
— Товарищ Бадаев, пора нам, как бы не припоздать, — сказал он громко.
— Да, да, — ответил Бадаев. — Сейчас идем, Иван Афанасьевич. Еще минуту…
Разговор они заканчивали при нас.
— Решай, кого взять, и идем, — сказал Бадаев Гласову. — Остальных заберем через несколько дней.
— Пойдет Кольцов, в катакомбах за меня останется Ржаной, — подумав, ответил Гласов.
— Ну, кто кого здесь заменит, я сам решу, — возразил Батя.
— Нет, так не пойдет… — Бадаев отвел Кузьмина в сторону и что-то стал ему говорить. Потом они вернулись обратно.
— Я должен был расконспирировать себя — этого достаточно? — спросил Бадаев.
— Да, но мне нужны подтверждения. Ты приходишь, берешь людей…
— Хорошо, в следующий раз получишь шифровку, распоряжение Центра… А теперь нам действительно пора идти. К сожалению, больше двух людей забрать не могу, рискованно, В следующий раз буду сам либо придет Иван Афанасьевич. Пусть кто-то пойдет с нами, запомнит выход.
Сопровождать Бадаева Батя снарядил меня и Ржаного — из москвичей. Шли долго по главной штольне, поднялись на второй ярус и остановились. Иван Афанасьевич сказал нам:
— Запомните маркшейдерский знак, — он назвал его, но теперь я уже забыл какой. — От знака ровно сорок два шага в глубину шахты! Вот здесь.
Бадаев, видно, начинал торопиться. Он попрощался с нами и первым хотел лезть в тесную нору, рядом с которой лежала груда свежего ракушечника. Но Иван Афанасьевич опередил Бадаева.
— Нет уж, давайте я первый пойду. Мне это сподручнее…
Последним уходил Гласов. Он сказал Ржаному:
— Если не дождусь тебя здесь, встреча, как условлено, в…
Вот так и ушли двое из нашего отряда. Еще трое москвичей должны были уйти вскоре, но положение изменилось. Ни Бадаев, ни Иван Афанасьевич больше в катакомбы не спустились. Что случилось наверху, я не знаю. Мы хотели подняться через новый лаз и выйти в город, сделать нам этого не удалось. Выход оказался вновь замурованным. Над нами кто-то разговаривал по-румынски. Скорее всего жандармы обнаружили ход и поставили свою охрану. Мы снова оказались отрезаны от всего мира…»
Читать дальше