Снова глубокий снег, но понемногу я обгоняю одно за другим наши подразделения, хотя и чувствую, что до головы колонны еще далеко.
Я бегу все медленнее и медленнее, замечаю, что подразделение, которое я несколько минут назад обогнал, теперь обходит меня. Шатаясь, иду еще несколько шагов, и вдруг все становится мне безразлично. Ложусь в снег, втягиваю голову в плечи, глаза у меня слипаются, и я засыпаю.
— Боец! Эй, боец! Замерзнешь, — звучит где-то сбоку.
Я весь дрожу от холода, но не встаю. Только зло берет, что разбудили.
— Замерзнешь, солдат! — снова кричит кто-то из колонны, и я отвечаю грязной бранью.
Однако холод поднимает меня с земли. Ноги затекли, я падаю, встаю и снова падаю. Потом, размявшись, бегу вперед и, обогнав колонну до середины, вижу на сером горизонте силуэты домов.
Село!
Я выбираю дом с дымком, в нем нет еще ни одного солдата, и, упав на солому, чувствую себя на седьмом небе.
Просыпается мальчик лет пяти и тихонько спрашивает у матери:
— Это наш дядя?
— Наш.
— Не немец?
— Нет.
Мальчик садится на печи и не сводит с меня счастливых глаз. Я роюсь в карманах и даю ему несколько конфет, но он не обращает на них внимания, а с восхищением смотрит на меня:
— Наш дядя!..
В комнату входит мой знакомый фельдшер. Он отряхивает с себя снег, счищает с бровей иней и взволнованно рассказывает о красноармейце, который заснул у дороги.
— Замерзнет ведь! И вместо благодарности за то, что разбудил его, он же меня отругал!
Смеясь, сознаюсь, что это был я…
— Неужели вы могли так выругаться?
— Мог, — и я рассказываю, сколько мне пришлось побегать сегодня ночью.
Женщина уговаривает мальчика уснуть, но он протестующе качает головой:
— Я сегодня не усну. Я буду смотреть на нашего дядю.
Фельдшер хватает мальчика на руки и крепко целует. Мать плачет.
— Как мы вас ждали…
Мог ли ребенок глядеть на нас такими счастливыми глазами, если бы нас не ждали в этом доме?
От фельдшера я узнаю, что наш полк простоит в селе часа три; надо пропустить вперед второй полк нашей дивизии.
— Вы знаете, мы идем на Харьков! — взволнованно говорю я фельдшеру.
— Похоже! А что? — равнодушно бросает он.
— Как что! Я же из Харькова!
— О, поздравляю, поздравляю! — Он крепко пожимает мне руку.
Я прощаюсь с мальчиком и его матерью и через двадцать минут рапортую командиру о благополучном прибытии.
Когда звучит команда: «Выходи строиться!» — у меня все тело ноет, словно побитое, в суставах тупая, тянущая боль. Какая нечеловеческая усталость! Но в глубине сознания шевелится радость. Я пробую вспомнить, перебираю в памяти события прошедшего дня.
Ага! Харьков! Мы идем освобождать мой родной город!
Старшего лейтенанта вызывают в штаб полка. Он возвращается с двумя деревенскими парнями.
— Кто хочет пойти на ликвидацию группы немецких офицеров?
Восемнадцать вооруженных до зубов фашистов вчера вечером засели в семи километрах отсюда и сейчас спят. Двое ребят сообщили об этом наступающим. Двое других отправились искать партизан. Если двинуться сейчас, то мы успеем захватить немцев, пока они спят.
— Кто пойдет?
Тело, кажется, перестает ныть, и боль в суставах исчезает.
— Я пойду.
Рассветало, когда мы, четверо разведчиков, в сопровождении двух парней, вооруженных трофейными винтовками, двинулись к хутору Маяк. Мы спешили, чтобы захватить немцев врасплох. Не обращая внимания на глубокий снег, мы шагали напрямик, одержимые одной лишь мыслью — не опоздать.
Серый холодный день без солнца только начинался, когда мы перешли глубокий овраг и присели под холмом, за которым лежал хутор.
Мы свернули самокрутки и прислушались. Абсолютная тишина. Одного из проводников посылаем вперед — выглянуть из-за холма. Не успевает он скрыться, как на хуторе поднимается бешеная стрельба. Нас словно ветром сдувает с места, и мы мчимся на холм.
Мы видим, как по хутору, стреляя, мечутся человек двадцать партизан.
Невзначай я поворачиваю голову вправо и замечаю четыре фигуры в белых халатах, мчащиеся по нескошенному полю. От хутора они за километр, от нас — метров за пятьсот.
— Убежали немцы!.. — констатирует проводник.
Четыре фигуры быстро поворачиваются к хутору, стреляют и снова бегут.
Мы открываем огонь из двух автоматов и четырех винтовок. Немцы падают. Мы кидаемся к ним, но через несколько минут они поднимаются уже подальше от нас и бегут, отстреливаясь на ходу. Снова огонь, и снова немцы падают.
Читать дальше