Иван Багмут - Записки солдата

Но вот вода почему-то перестала помогать. Почти все, кто лечился ею, начали умирать. И теперь возле горячих источников можно увидеть много могил тех, кто принимал тут ванны.

Проходили годы, могилы возле теплого ручья зарастали сорняками. А после того как в районном центре большевики открыли большую лечебницу, люди совсем перестали лечиться этой водой и постепенно забыли о ней.

— Русский доктор может вылечить человека, даже если он кашляет кровью! — говорили орочи.

В один бурный день на внешнем рейде Наватумской бухты стал пароход. Пароходы редко заходят в эти края, и поэтому все местное население выбежало к морю и с любопытством ожидало шедший к берегу катер.

На море поднимались огромные волны, а там, где была мель, они взлетали вверх столбами ослепительно белых брызг так высоко, словно взрывались мины. Такие мели, или «бары», для моряков самые опасные места. Когда ветер занесет туда катер или плывущего человека, их ждет неминуемая гибель. Огромный столб воды поднимает лодку или пловца вверх, а потом с силой бьет о воду. У утопленника, которого море рано или поздно выбрасывает на берег, всегда бывает сломан позвоночник, а от лодки остаются щепки.

Люди стояли на берегу и молча показывали руками, куда нужно идти катеру. Они не кричали, потому что все равно никто не услышал бы их голоса — такой гром стоял от прибоя и ветра.

Катер то нырял в воду, то взлетал на волну так, что видно было его дно. Наватумчане успокоились только тогда, когда он прошел между двумя мелями, которые с моря загораживали вход в бухту.

С катера сошел военный в очках. Вслед за ним четыре матроса вынесли на носилках человека с желтым, как у мертвеца, лицом.

— Пароход идет дальше на север, — сказал врач (потому что военный в очках был врач). — Вы видите, что делается на море? Вчера мы подобрали раненого летчика, сбитого японцами. Он был почти без сознания и едва держался на поплавке от своего самолета. Раненому нужен полный покой, а пароход качает так, что и старые матросы не устоят на ногах. Еще день такой дороги — и он умрет. Скажите, где можно его уложить? Матросы отнесут.

Тоненькая, как подросток, молодая девушка по имени Ага, которая недавно окончила в районе курсы медицинских сестер и немного знала русский язык, перевела слова врача. Женщины, боязливо поглядывавшие на желтое, с закрытыми глазами, лицо летчика, теперь обступили носилки и смотрели на раненого участливо, как на родного.

— Мы сами отнесем его! Мы найдем ему место, — боясь нарушить покой больного, шепотом говорили женщины.

— Пароход вернется недели через две, и я заберу раненого. Есть у вас врач или фельдшер?

— Мы вызовем доктора из района, — волнуясь, что военный в очках передумает и увезет раненого, сказала Ага. — Я умею делать перевязки. — И она, словно нечаянно, распустила концы своего платка, чтобы виден был на груди комсомольский значок.

Врач не заметил значка и, недоверчиво взглянув на Ага, потому что она в самом деле была тоненькой, как подросток, задумчиво сказал:

— В крайнем случае, я могу оставить здесь своего фельдшера…

— Нет, нет! — горячо возразила Ага. — Мы сами будем его лечить. Мы вылечим его. Вы увидите!

В это мгновение раненый пошевелился и открыл глаза. Ага и женщины бросились к нему и заговорили все сразу на орочском языке. Врач не понимал их слов, но, заметив, какими добрыми глазами смотрят на летчика женщины и как они сердечно говорят с ним, сказал:

— Ну хорошо. Только сегодня же вызовите врача.

— Сегодня, сегодня! — заверила Ага и совсем отпустила концы своего платка. Врач и сейчас не заметил значка, но когда платок раскрылся, увидел, что Ага не подросток и что она не тоненькая, а стройная. Он заметил также, что у девушки продолговатые, глубокие глаза и что в ее косах пылает, как рубин, красная ленточка. Врач улыбнулся усталыми глазами и передал Ага пакет с лекарствами и документами.

Раненого уложили в доме Ага, и все завидовали девушке. Женщины приносили ягоды, рыбу, мясо, причем каждая требовала, чтобы раненый ел только принесенное ею. Они старались чем-нибудь помочь больному: поправить подушку, подоткнуть одеяло или просто коснуться рукой его волос, и ссорились с Ага, которая не позволяла им долго сидеть около его постели.

— Почему ты прогоняешь нас? — обижались женщины. — Он такой же твой, как и наш. Мы пожалуемся военному в очках, что ты забрала его себе.

Но, встречая кого-нибудь с другой реки или с гор, они с гордостью сообщали: