Иван Багмут - Записки солдата

«Нужно поставить банки», — сказал он и повел Игната домой, оставляя, таким образом, привязанную к колу собаку одну. Они вошли в дом. Игнат позвал жену, но она куда-то исчезла и пришла минут через десять с грибами в подоле.

«Беги к собаке!» — сердито крикнул Игнат, но фельдшер возразил — ему нужен помощник.

Как я уже говорил, наш доктор был большой мастер ставить банки. Не прошло и трех минут, как на спине у Игната торчали двенадцать банок.

«Можно идти?» — спросила Ольга, но в это мгновение прозвучал выстрел. Игнат как сумасшедший сорвался с постели и бросился вон из дома. Фельдшер, выбежавший за ним, говорил мне потом, что готов был убить больного, видя, как банки одна за другой отскакивали от спины Игната, падали на камни и вдребезги разбивались. На месте, где была привязана собака, осталась только дыра от кола. Игнат упал на землю и как сумасшедший начал разгребать руками гравий и биться головой о камни. Пока он так убивался, фельдшер снял с его спины три уцелевшие банки и, разъяренный тем, что лечебные средства сведены на нет, закричал:

«Вставай и иди на работу, не то я сейчас выпишу тебе такой бюллетень, что ты его век не забудешь!»

Игнат понял, что с ним говорят серьезно. Он встал, послал жену содрать с собаки шкуру, а сам пошел на рыбозавод.

Вечером ко мне зашел Мача и, попив чаю, спросил, по закону ли он убил собак.

«По закону», — говорю я.

И тогда Мача рассказал мне, что два года назад Игнат ездил в горы. Там он встретился с Мачей. Они выпили. Маче хотелось пить еще, и тогда Игнат поставил условие: за каждую чарку — оленя. Утром Мачина жена сказала, что Мача выпил восемнадцать чарок — ровно столько, сколько у него было оленей.

«Мне показалось, — сказал Мача, — что он взял с меня очень дорого. Ну что ж, если Игнат такой ненасытный, я добавил ему к моим оленям двенадцать собачьих шкур».

«Почему же ты не заявил на него председателю своего кочевого Совета или в район? — спрашиваю я Мачу. — Мы так прикрутили бы Игната, что его тошнило бы от одного вида оленей».

«Как я мог жаловаться, если сам отдал ему оленей? — сказал Мача. — Ведь нет такого закона, который запрещал бы мне распоряжаться своими оленями? А сейчас мысль у меня была такая: показать Рыжему, что, если хочешь жить среди людей, нельзя вести себя так, как он».

— Вот… А вы говорите — «глупости», — закончил Куб и зевнул.

— Кто же все-таки отвязывал собак? — спросил ученый.

— Верно, Ольга, — сказал икрянщик. — Ведь он и ее выменял у орочей за рыбу, еще при царе. А такая женщина, как Ольга, не могла это простить, — добавил он после паузы и замолк, очевидно представив себе, как Ольга, стоя на нартах, мчится по тундре.

Ученый задумался. Куб устало потянулся всем своим сильным телом.

Приятели вышли из икрянки и зашагали по мелким камешкам, между которыми кое-где торчали зеленые стебли жесткой травы, к морю. Начинался прилив, вода в устье реки поднималась и от едва заметных испарений блестела тускло и мягко, как отшлифованное сукном серебро.

— А все-таки жаль собак, — сказал задумчиво ученый.

— Собаки плодятся быстро, — пренебрежительно бросил Куб. — А вот честность в поступках воспитывается труднее.

Он увидел орочей, тащивших рыбу по берегу, и с досадой сказал:

— Опять икра будет битая. Видите, как тащат рыбу?

1946

В долине реки Наватумы кедровник не стелется по земле, а растет как обычное дерево. Стволы у него толще и не такие узловатые, как в других долинах, и шишки с орешками значительно крупнее.

Это потому, что немного вверх от устья реки бьют горячие ключи. Горячая вода течет из расщелины в каменной горе и создает целую речку. Речка эта впадает в Наватуму, отчего в низовой части долины намного теплее, чем в долинах других рек Охотского побережья. Летом здесь вырастают буйные травы, а кусты сплетаются и образуют непролазную чащу, в которой прячутся зайцы, лисицы, медведи и другие звери.

Вода в источниках горьковатая, пахнет аптекой и такая горячая, что рыбина, если бросить ее в воду, сварится за пять минут, как в кипятке. Маленькая речка, которая начинается из источника, никогда не замерзает, и зимой над нею поднимаются густые клубы пара, словно дым огромного пожара в тундре междугорья.

С давних пор орочи лечились этой водой от всяких болезней. На берегу ручья, в каменистом грунте выдалбливали яму величиной с ванну, напускали туда горячей воды, и больной каждый день купался в ней, пока не выздоравливал.