Ганс Кирст - Покушение

— Чудак-человек! — нетерпеливо воскликнул штурмбанфюрер. — Зачем вы пытаетесь перехитрить меня? Надеюсь, вы не отказываете мне в элементарной сообразительности.

— Конечно нет, — заверил его Гном. — Итак, я могу удалиться. И вы не пустите по моему следу своих ищеек?

Майер кивнул:

— Вы отправитесь к Бракведе… Но не пытайтесь меня обмануть. Вы ведь знаете, что я отыщу вас в любой момент, если захочу. Рано или поздно мы разыскали бы и графа, это я вам гарантирую…

— Однако он вам нужен немедленно, и за это вы намерены даже заплатить.

— И немало! Вдобавок я лишаю себя вашего общества, что мне очень трудно сделать.

— Ну хорошо, если я вас правильно понял, я должен передать графу фон Бракведе весточку от вас.

— Вы меня правильно поняли. — Штурмбанфюрер наклонился к Леману: — Передайте ему: пусть он делает вид, что ему нет дела ни до брата, ни до графини Ольденбург, но, в конце концов, у него есть жена и дети — трое или четверо, если я не ошибаюсь, и я намерен арестовать их. Иное дело, если он объявится в ближайшее время. Немедленно передайте ему это.

Леман не удивился — он знал методы гестапо.

— Какие гарантии вы можете ему дать?

— Если он примет мое предложение, — заявил штурмбанфюрер, — то я разрешу его жене и детям в течение двадцати четырех часов выехать в Швейцарию. Соответствующие бумаги, паспорт, визы и проездные билеты уже готовы. Но через час после того, как семья Бракведе пересечет границу, он должен быть здесь. Таковы мои условия.

— Вы верите ему на слово?

— А вас это удивляет? — Глаза Майера заблестели. — Пусть он позвонит мне, этого достаточно.

— А если он не позвонит, то вы арестуете всю его семью.

— Примерно так.

— Но что будет, если он даст слово и не сдержит его? — поинтересовался Леман. — Главное, что его жена и дети будут уже в безопасности.

— Тогда я арестую его брата и разделаюсь с ним, как и с графиней Ольденбург. Затем я доберусь до вас и до него, и тогда полетят пух и перья.

— Дошло, — изрек Леман, тщательно завернул презентованные ему сигары в газету и поднялся: — Итак, если это окажется возможным, не до свидания.

— Передайте Бракведе еще вот что: если он придет, ему нечего бояться. Я жду его, так сказать, с распростертыми объятиями, как желанного гостя.

Генерал-фельдмаршал Роммель поправлялся медленно, хотя уже покинул лазарет во Франции и перебрался домой, в родную Швабию. Здесь-то и застал его приказ Гитлера явиться в Берлин на совещание. Роммель сразу понял, чем это ему грозит, и послал ответную телеграмму: «К сожалению, прибыть не могу — болен». А своим друзьям он объяснил:

— Гитлер пытается устранить меня.

— На это он не решится, — возразили ему.

Через неделю в Хесслинген, где жил Роммель, прибыли генералы Бургдорф и Майзель в сопровождении подразделения СС. Эсэсовцы получили приказ открыть огонь по Роммелю в случае, если последний предпримет попытку к бегству. А ведь когда-то Гитлер так восхищался этим выдающимся военачальником и так щедро награждал его!

— Мы прибыли по личному поручению фюрера, — торжественно объявили генералы и заверили, что в случае крайней необходимости будут вынуждены применить силу, чтобы пройти к фельдмаршалу.

Генералов проводили. Их беседа с фельдмаршалом продолжалась почти час. Посланцы фюрера объявили, что Роммель изобличен как соучастник заговора против верховного главнокомандующего, и предоставили ему самому сделать выбор: принять яд или предстать перед «народным трибуналом». В случае самоубийства его семья не подвергнется никаким преследованиям, а ему самому будут устроены торжественные похороны. Слушание же дела в «народном трибунале» означает всенародный позор и мучительный конец.

— Через четверть часа меня уже не будет в живых, — сказал Эрвин Роммель своей жене на прощание.

Он покинул дом в 13.05 в сопровождении обоих генералов, а через двадцать пять минут его тело доставили в лазарет в Ульме. Сопровождавшие его лица заявили:

— Причина смерти фельдмаршала — эмболия. Никакого обследования не производить. Приказ фюрера!

Торжественные похороны действительно состоялись. Вместо фюрера на них присутствовал генерал-фельдмаршал фон Рундштедт, который сказал, указывая на гроб с телом фельдмаршала Роммеля:

— Его сердце принадлежало фюреру.

А Адольф Гитлер с показным волнением заявил своему окружению:

— После победы мы воздвигнем ему достойный памятник!

30 июля, спустя десять дней после взрыва в ставке фюрера, осуществленного фон Штауффенбергом, капитан Фриц Вильгельм фон Бракведе переступил порог дома на Принц-Альбрехт-штрассе.