Шапи Казиев - Ахульго

– А скажи мне, любезный, что это за птицы такие? Не соловьи ли?

Аванес, сидевший у костра, на котором варил в котелке ужин, прислушался.

– Вай! – вскочил вдруг Аванес и заметался вокруг фургона, собирая в него вещи.

– Это особой породы соловьи! Свинцовые!

– Что ты такое говоришь? – не поняла Лиза, все еще пребывавшая в сладостных мечтах.

– А то и говорю, матушка, что это соловьи-разбойники! Если их слушать – помереть можно!

– Да что с тобой? – привстала Лиза.

– Совсем ты, что ли, обезумел?

– Пули это! – заорал Аванес.

– Смертные песни поют эти соловьи!

Аванес, пригибаясь, собрал свой фургон, схватил коней под уздцы и повел их из опасных садов. Он спешил вернуться к главной квартире, подальше от Ахульго, где торговля шла худо-бедно, зато было не так опасно. У большинства офицеров деньги давно кончились, зато имелись казначейские книжечки, под которые можно было отпускать товары. Но остановиться у штаба ему не позволили. Аванесу пришлось перебраться в Ашильту, где стоял Кабардинский егерский полк. Там он нашел уцелевшую саклю, которая и стала пристанищем маркитантов.

Аванес был прав. Соловьи эти пели неспроста. Снайперы Шамиля научились стрелять и ночью. Они целились туда, где что-то светилось, будь это пламя костра, слабый огонек свечи или искры огнива, которым солдаты раскуривали трубки. В отряде быстро смекнули, что к чему, и стали загораживаться от пуль валами и деревьями. Но пули продолжали свистеть, не давая покоя ни днем, ни ночью. На этот раз стрельба была особенно частой. Милиционеры, располагавшиеся в садах между Ашильтой и Старым Ахульго, еще не успели к ней приспособиться, как случилась еще большая неожиданность.

Омар-хаджи Согратлинский, комендант Старого Ахульго, не желал отсиживаться на горе сложа руки, когда на головы его людей сыпались ядра и гранаты. Как бы ни были прочны защитные сооружения, но пушки делали свое дело. Несколько домов было повреждено, женщины и дети испуганно жались по подземельям, а мюриды в гневе сжимали кулаки, не зная, чем ответить на орудийный огонь.

Омар-хаджи был человеком на редкость выдержанным, но и его терпению пришел конец, когда ядра сбили с мечети минарет. Он решил сделать вылазку и отправил к Шамилю связного, сообщив о своем намерении. Шамиль, не дождавшись от Граббе другого ответа, кроме ядер, ответил согласием. Своим стрелкам он приказал усилить огонь, чтобы отвлечь внимание противника от Старого Ахульго.

Пока выдвинутые вперед снайперы и стрелки на Сурхаевой башне отвлекали противника, Омар-хаджи во главе своих удальцов подкрался к ашильтинским садам и атаковал расположившихся на отдых милиционеров. Застигнутые врасплох, они побежали, преследуемые мюридами. Но целью Омара-хаджи были не столько милиционеры, сколько пушки, обстреливавшие Старое Ахульго. Воодушевленные успехом предприятия, мюриды слишком увлеклись погоней, а когда начали подбираться к батарее, артиллеристы успели приготовить заряды и встретили мюридов картечным огнем. Поднятые по тревоге апшеронцы бросились на помощь милиционерам, и в садах завязалась жестокая схватка. Омар-хаджи бился всю ночь и отступил только на рассвете. На Старое Ахульго он вернулся с пленными, которых заставили нести на себе связки трофейного оружия.

С обеих сторон были потери, но эта хотя и не во всем удачная вылазка вселила в горцев надежду. А Граббе она заставила умерить свой пыл и проститься с надеждами на быстрое покорение Ахульго.

На Новом Ахульго тоже нашлось много охотников повторить подвиг Омара-хаджи. Но Шамиль понимал, что теперь Граббе усилит передовые цепи, выставит новые секреты и будет следить за горцами в оба глаза и днем, и ночью.

– Потерпите, – успокаивал он разгоряченных сподвижников.

– Как бы не было поздно, – говорили мюриды.

– Если ударим вместе, то выгоним генерала из Ашильты!

– Я скажу, когда придет время, – пресек толки Шамиль.

– А пока восстанавливайте то, что испортили пушки.

Урон пока был незначительный. Стараниями горцев все, что разрушалось за день, к утру следующего дня оказывалось в прежнем виде.

Свою жажду мщения мюриды утоляли стрельбой по солдатам, слишком близко подбиравшимся к Ахульго. Стоило кому-то поднять голову над укрытием, как в него летело сразу по нескольку пуль.

Шамиль и сам готов был совершить вылазку, чтобы опрокинуть батареи, досаждавшие Ахульго. Он с трудом себя сдерживал, ожидая действий своих наибов, которые должны были последовать в ближайшее время.