Николай Чергинец - Сыновья

Леонову снова стало хуже, и он молча лежал на жестких досках. Судя по тому, что солнце клонилось к закату, ехать оставалось недолго.

Николаев, наверно, тоже подумал об этом, потому что сказал:

— Наверное, скоро прибудем к месту назначения. Только мне кажется, что едем мы к Пешавару. — И Алексей неожиданно обратился к вознице — Рафик… в Пешавар?

Тот скосил глаза в сторону всадников, кивнул утвердительно головой и тихо сказал:

— Бале [6] Бале — да (дари). .

— Вот видишь, — улыбнулся Николаев, — я же был прав. Тащат нас с тобой в Пешавар, там душманские лагеря…

— А почему они нас Пакистану не отдают?

— Наивный вопрос. Стали бы они нас ради этого везти сюда. Кокнули бы на месте, и делу конец. Они наверняка выполняют приказ своих хозяев, в первую очередь американцев, которые надеются склонить нас к предательству, а затем шум на весь мир поднять: вот, мол, советские солдаты сами дезертировали из армии и просят политического убежища на свободном Западе.

— А хрена с редькой не хотят? — вспылил Леонов. — Да я же при первом случае сбегу или вцеплюсь в горло какому-нибудь гаду и погибну!

Это он сказал так громко, что возница обернулся и удивленно посмотрел на него, даже охранники подъехали поближе.

— Я тоже так думаю, — согласился Николаев и добавил: — Только орать об этом не следует, а то наших проводников переполошишь.

Но Леонову было уже не до крика. Он разволновался, и это вызвало головокружение и слабость. Застонав, он лег на спину и тихо сказал::

— Мне бы поскорее хоть чуть-чуть окрепнуть.

— Да, браток, в таком состоянии не побежишь. Ты сейчас копи силы и не падай духом. Главное, чтобы они пас не разъединили. Легче и муки переносить будет.

Быки, неторопливо переставляя ноги, втащили арбу в какой-то большой двор. Ни кустика, ни деревца вокруг, только глиняные, прилепленные к высоченному дувалу двух- и одноэтажные дома. У одного из них и остановилась арба. Конвоиры знаками приказали им слезть.

Николаев, несмотря на то, что руки были связаны, ловко соскочил на землю и подставил Леонову свое плечо, опираясь на которое тот осторожно слез с арбы. Подталкивая прикладами, охранники завели их в дом, вернее, в небольшую комнату, и тут же захлопнули за ними дверь. Комната была совершенно пустой. Свет в нее проникал через одинокое зарешеченное оконце. Стекла в нем не было.

Николаев по-хозяйски прошелся от стены до стены и сказал: -

— Восемь квадратных метров отведено нам. Интересно, развяжут они мне руки?

Леонов, не отвечая, опустился у самой стенки на пол. Сидеть было больно, и он осторожно лег на спину.

Николаев присел рядом.

— Больно? Чем тебе помочь? Давай я постучу в дверь и потребую врача?

Леонов не отвечал. Скорее всего он от боли даже не слышал Николаева. Тогда Алексей встал и ударил несколько раз ногой в дверь.

Дверь отворилась. За ней стояли два автоматчика. Николаев кивком головы указал на Леонова.

— Он ранен, и ему необходима медицинская помощь. Поняли? Ему нужен доктор!

Один из охранников молча кивнул головой, хотя по выражению его лица нельзя было разобрать, понял ли он, чего от него хочет русский.

Николаев, не отходя от порога, выждал немного и решил снова стучать. Только он замахнулся ногой, как дверь распахнулась, и в комнату вошли американец Роберт и какая-то женщина. Ей было под пятьдесят. На довольно чистом русском языке она сказала:

— Здравствуйте, мальчики! С вами, Алексей, — она кокетливо улыбнулась Николаеву, — мы уже знакомы. Поэтому представлюсь вашему другу: меня зовут Людмилой Торн, я тоже русская. Меня попросил господин Роберт быть переводчицей в его беседе с вами. Я с радостью согласилась. Еще бы! Встретить в этом диком уголке соотечественников. Кто откажется от этого? И вот я с вами!

Картинно раскинув руки, дама тряхнула крашеными светлыми волосами.

— Думаю, что поговорить с вами откровенно у меня еще будет возможность, а пока, мальчики, я буду переводить вам слова господина Роберта, а ему — ваши.

Она сделала два шага к продолжавшему лежать Леонову и капризно сказала:

— Что же ты лежишь? К тебе в гости пришла женщина, причем еще не очень старая и, как говорят, симпатичная, а ты молодой, красивый мужчина не соизволишь подняться.

Леонов даже не пошевелился.

Николаев пояснил:

— Он ранен. Ему нужна медицинская помощь, и немедленно! У него необработанные раны на голове, сломаны ребра, он совершенно без сил.

— Ах, бедный мой! — пожалела она Леонова. — Не пойму этих революционеров, зачем нужна такая строгость?