— Вы можете оставить себе личное оружие, — ответил Макошин, — и огнестрельное и холодное. Офицеры сохраняют именное оружие. На верхней палубе следует закрепить и зачехлить две пушки с боезапасом — для самообороны судна. Два пулемета. Остальное вооружение сбросить в море!
Он ждал возражений. Но Слащев тут же передал приказ начальнику штаба полковнику Дубяго: прежде всего демонтировать, взорвать радиостанции, чтоб ни один сигнал не долетел до Константинополя, до англичан, до штаба Врангеля. Оружие потопить! За утайку оружия — расстрел! Оружие — значит, непредсказуемые инциденты. Инцидентов не должно быть, поскольку речь идет о судьбе тысяч людей, рвущихся домой.
Веденеев и Зайцев должны были наблюдать, как выполняется приказ. Досмотр за погрузкой Макошин взял на себя. Ему нравилась решительность Слащева. Генерал сжигал за собой все мосты. В один миг остаться без пушек, без винтовок… Отказаться от власти над людьми. Это шаг мужественного, многое пережившего и понявшего человека.
— Мы приступаем немедленно! — заторопился Слащев и холодновато улыбнулся.
…Веденеев и Зайцев видели, как группы казаков и солдат с лихорадочным воодушевлением сбрасывали с высокого рыжего утеса орудия. В воду летели пулеметы, винтовки, ящики с патронами и снарядами. Глубины тут были большие, и вряд ли кто из местных жителей-греков рискнет нырять за минами и снарядами. Рыбачий поселок находился за семь километров.
Потопив проклятое оружие, казаки и солдаты обнимались, плакали; забрав скромные пожитки, торопились на пароход. Коней у них не было. Коней потопили еще в прошлом году, когда бежали из Крыма. Потопили, пристрелили, объятые ужасом перед большевиками. Изведав прелести лемносской жизни, поняли: их крепко одурачили, отняли все, а главное — свободу, родину, возможность вернуться к родным и земле. Теперь все рвались на пароход.
Настроение офицеров было подавленное, но обстановка не оставляла им права на выбор. Началась погрузка. Громыхали по палубе сапоги. Казаки втащили ящики со снарядами, закатили пушки, укрыли брезентом. Все, как говорится, деловито, без суеты. А ведь погрузка целого армейского корпуса, насчитывающего чуть ли не четыре тысячи человек, дело не простое.
Слащеву выделили каюту, но он в нее не зашел. Главное: приказания отданы. Остальное сделают офицеры. Остаться на Лемносе многие не пожелали. Макошин стоял на капитанском мостике и наблюдал, как завершается погрузка. Люди были крайне возбуждены, трудились изо всех сил. Счастливые, улыбающиеся лица. Сейчас бы обратиться к ним с речью… Рано, рано… Еще неизвестно, чем. все обернется. Может оказаться лазутчик, давно сюда подосланный следить за Слащеным; лазутчик во время короткой стоянки в Константинополе незаметно прошмыгнет на берег, поставит обо всем в известность первого же английского офицера или самого Врангеля… Вот когда «Решид-паша» выйдет в Черное море… Но до этого еще далеко. Ох как далеко… не по расстоянию. По психологической нагрузке. Что их ждет в Дарданеллах, в Константинополе, при выходе из Босфора в Черное море?..
Человек, искушенный в делах войсковой разведки, Макошин сейчас действовал в ранге неизмеримо более высоком. Он отвечал за исход операции, размеры которой только сейчас смог оценить по достоинству: он должен привезти к берегам Крыма четырехтысячное белогвардейское войско во главе с офицерами, и помогал ему другой белый генерал — Гравицкий.
…Можно себе представить, что творилось в кабинете Слащева, когда к нему вошел Гравицкий и заговорил о репатриации. Извольте, мол, прямо на пароход! Можете взять с собой имущество. Даже ваш автомобиль погрузят. И коня.
— Послушайте, Гравицкий, вы поддались на большевистскую агитацию! Нас хотят заманить в Совдепию…
— Зачем?
— Чтоб прикончить.
— И за этим послали огромный пароход? Есть гарантии Советского правительства, я своими глазами видел бумаги. Они имеют законную силу. Кроме того, вы ведь можете остаться на Лемносе, Яков Александрович. Если ваши люди узнают, а они непременно узнают, и очень скоро, что на борту парохода — уполномоченные по репатриации, они обойдутся и без вас. Что вы им можете предложить взамен? Вечное поселение на Лемносе, продуваемом круглый год свирепыми ветрами, или иностранный легион? То-то же. И Врангель ничего путного предложить не в состоянии и не хочет. Мы — отверженные. Прошу прочитать составленное мной «Обращение», оно будет подписано целой группой генералов и офицеров. Можете поставить и свою подпись…
Читать дальше