Борис Балтер - Проездом

Они стояли возле каменной чаши бывшего фонтана на освещенном солнцем дворе и разговаривали.

— Но как ты меня нашел?

— Случайно. Скегины в адресном бюро не значатся.

— Я же теперь Мануйлова, а мама и брат умерли.

Он хотел сказать, что и его мать умерла, но не помнил, знала ли ее Лора, и потому промолчал.

Мальчишка в тени мазанки по–прежнему возился с колесом велосипеда. Он время от времени поглядывал в их сторону. Наташа стояла рядом с матерью, перекрестив ноги, и, запрокинув голову, пристально смотрела ему в лицо. Она вдруг хихикнула и прикрыла ладошкой рот.

— Наташа! — сказала Лора.

Но Наташа прорвалась. Лора растерянно косила левым глазом. Она и в той жизни немного косила, когда волновалась.

Наташа сказала:

— Я все знаю. Я сразу обо всем догадалась, как только вас увидела. Вы тот, кто маме не давал проходу.

Лора покраснела. Она краснела пятнами от шеи.

— Нахалка! Какая нахалка! — сказала она. Она быстро взглянула на него смущенно и вызывающе.

Наташа бежала через двор к мазанке.

— Совсем забыла. Жаркое сгорит. Извини, — сказала Лора.

Он не понял: то ли она действительно вспомнила про жаркое, то ли хотела побыть одна. Она пробежала несколько шагов грузно и неуклюже, но тут же пошла шагом, оглянувшись на него. Ее неловкая пробежка была так же неприятна, как грязный халат.

Из мазанки вышла Наташа и бегом перебежала двор. Оказалось, что она бегала за семейным альбомом. Он смотрел, как она листала альбом, и по ее лицу видел, что по–настоящему радовалась она одна.

— Вот смотрите, — сказала она.

Это была очень старая фотография коричневого оттенка, может быть, от времени, а может быть, просто такая была бумага. У него никогда не было школьных фотографий, и эту он тоже не помнил. Чтобы смотреть, он присел на бортик. На фотографии в три ряда сидели и стояли мальчики и девочки.

— Можете себя найти? А я могу, — сказала Наташа и ждала. Она была бы очень огорчена, если бы он себя нашел. Он нашел, но ей ничего не сказал. Он разглядывал паренька в третьем ряду, в новой курточке, которую по этому торжественному случаю напялила на него мать. Он пристально и весело смотрел в объектив и даже теперь понимал, что Димке было наплевать на всю эту кутерьму.

— Вот вы. Неужели не видите? Вот, — сказала Наташа.

Над Димкиной головой стоял чернильный крестик. Крестик был поставлен давно, и чернила успели выцвести. Лоре почему–то надо было выделить его из всех пятиклассников, так же, как ей надо было, чтобы он за ней бегал. В той жизни это ей не было нужно, и она этого не добивалась. Он обнял Наташу и чуть привлек ее к себе. У нее были тонкие плечи, почти прозрачное лицо с остреньким носиком и чернью, блестящие от повышенного интереса к жизни глаза.

Лора присела на бортик каменной чаши. Она успела причесаться, накрасить губы и напудриться. Халат она тоже сняла и была теперь в открытом сарафане, подпоясанная клеенчатым передником.

— Я сама все покажу. Я же все знаю, — сказала Наташа.

Лора сказала, беря у нее альбом.

— Убери свой длинный нос.

Лора называла фамилии, показывала отдельные и групповые фотографии — мальчиков и девочек, какими они были в той жизни, и мужчин и женщин, которыми они стали теперь. Он многих не узнавал или не помнил, и Лора сказала:

— Конечно, ты нас за людей не считал.

Это было не совсем так. Они сами не очень замечали Димку, патентованного второгодника, вечно занятого своими бесконечными делами. Но он не стал этого уточнять. Фотографий было много, Лора показывала не все.

Подол сарафана провис и сдвинулся под тяжестью альбома. Кожа выше колен была белой, как бывает у полных и немолодых женщин. Он помнил белые отметины змеиных зубов на загорелой коже, но не мог вспомнить, на какой ноге.

Лора пропустила фотографию, на которой была снята она, очень молодой, с ребенком на руках.

— Это Лена! — крикнула Наташа и перевернула страницу обратно. — Правда, она похожа на маму? — сказала она.

— Представь себе, я уже бабушка, — сказала Лора. Она покраснела пятнами от шеи. Пятна на лице проступали сквозь пудру. Он легко мог себе это представить, потому что видел бабушек и помоложе.

Из мазанки вышел брат Наташи.

— Мама, отец проснулся, — сказал он.

— Сейчас, — сказала она.

Она встала с бортика. Он тоже. Они стояли друг против друга, и Лора растерянно косила левым глазом.

— Мы должны обязательно еще раз встретиться, — сказала она.

Значит, сейчас они почему–то должны были расстаться. Он подумал, что она пригласит его прийти вечером.