Николай Старинщиков - Очевидец

Я набрал номер РУВД и, услышав голос дежурного, стал тараторить о происшествии. Впрочем, мое сообщение о стрельбе дежурного не вдохновило. Меня принялись расспрашивать – когда это было, кто и в кого стрелял, и сколько при этом образовалось трупов. А поскольку потерпевших не оказалось, мне велели оставаться на месте и ждать, так как оперативная группа пока что находится в другом месте.

Отключив телефон, я не стал испытывать судьбу и зашагал той же дорогой к себе домой. Шел и сжимал рукой нож. Стоит нажать кнопку, как металл выскочит наружу. Я думал, что вряд ли в жизни есть теперь место, куда бы ни забралась рука проходимца. Добравшись до дома, я нажал на кнопку звонка. Мать открыла мне и впустила домой. Я прошел к себе в комнату и, не отвечая на расспросы родительницы, разделся и лег спать.

Закон о защите свидетелей так и лежал нечитанным, поэтому с утра я решил восполнить пробел, перед тем как вновь обратиться к Вялову. Я вынул бумажки из стола и прочитал «от корки до корки». И тут же влюбился в статьи, начиная от шестой и кончая двенадцатой. В них говорилось о мерах безопасности, личной охране, охране жилища и имущества защищаемого лица. Закон позволял выдать мне специальные средства индивидуальной защиты, средства связи и оповещения об опасности. Меня могли переселить в другое место жительства, заменить документы и даже изменить внешность. Кроме того, мне могли заменить место работы или учебы, а также поместить в безопасное место.

Таковы были гарантии, провозглашенные в законе, и это вселяло уверенность – следовало лишь напомнить об этом Вялову. Просто взять и заявить, что на меня напали, что требуется защита, поскольку псевдоним, увы, не спасал: пули реально свистели вчера возле моих ушей, ударяясь в стальную колонну, под которой я валялся в пыли.

Я поднял трубку, набрал номер и принялся ждать, пока не услышал голос следователя. На Вялове словно возили перед этим дрова, и тот весь выдохся, потому что оптимизма в его голосе я не услышал. Узнав от меня о вчерашнем случае, следователь принялся говорить, распаляясь по ходу дела, словно я был виновником вчерашнего нападения.

– Нет, извините! – прервал я его. – Вы обязаны предоставить защиту!

Вялова неожиданно заклинило. Он замолчал.

– В законе прямо говорится о мерах безопасности, вплоть до изменения внешности. Но вы ничего не сделали, и в меня теперь стреляют. И еще неизвестно, где мой товарищ.

– Вы были там с Обуховым? – спросил для чего-то Вялов.

– Я же сказал! Потом я позвонил в милицию, но дежурный велел мне ждать. Это разве защита?! Где Обухов?!

– В вытрезвителе, – ответил Вялов. – В себя до сих пор не придет.

У меня отпала челюсть. Чтобы попасть в подобное заведение, Петьке следовало вначале переодеться, высосать еще одну бутылку, а потом лечь где-нибудь на видном месте – в темноту менты не суются.

– Я этого так не оставлю! – горячился я.

Однако Вялов осадил мою прыть, сказав, что товарища моего сейчас к нему привезут для дачи показаний, поскольку пока что неясно, кто в кого стрелял.

Подобный довод обескуражил меня. От колонны рикошетили реальные пули, а прокуратура решила играть в непонятки.

– Я сейчас к вам приеду, – обещал я.

– Приезжай. Ты просто опередил со звонком. Здесь и поговорим.

– А вы все-таки подумайте… Я вам не подопытный кролик, – напомнил я и положил трубку.

Мать была на работе. Я вскипятил чайник, заварил кофе, выхлебал натощак целый бокал и поскакал в прокуратуру, оглядываясь по сторонам.

Вскоре я уже был в кабинете у Вялова. Обухов Петя, похожий на мокрую курицу, сидел в углу у двери, а Вялов, с сигаретой в зубах, бродил по кабинету. Дышать опять было нечем в подобной атмосфере.

– Куда тебя черти вчера унесли? – спросил я у Петьки, присаживаясь рядом. – Взял и смылся.

Но тот не торопился с ответом, он просто сидел и чесал в стриженой голове. Он словно бы потерял дар речи и теперь существовал как бревно – без слов и эмоций.

Вялов перестал барражировать по кабинету. Подошел к окну, отворил обе створки и вернулся к столу. Потом достал из стола бланк протокола и принялся в нем что-то писать. Закончив, он обратился к Петьке.

– Говорить будем?

– Будем, – произнес Петька надтреснутым голосом.

– Тогда ты ступай в коридор, а я этого пока допрошу, – приказал Вялов, обратившись ко мне.

Минут через сорок Петька вышел из кабинета, но поговорить мне с ним не удалось: Вялов стоял в проеме двери и манил меня пальцем. Пришлось подчиниться. Я вошел в кабинет и стал рассказывать о происшествии.