Софья Черняк - Луч во тьме

— Нет, мама, мы вас не оставим… Фрицы дорого заплатят за нашу жизнь, — Володя размахнулся и бросил в окно еще одну гранату, последнюю.

Неожиданно бой затих.

— Видимо, гитлеровцы решили передохнуть. Что ж, отдохнем и мы…

Что замышляют фашисты? Володя осторожно подкрался к двери. Вокруг дома залегли цепью солдаты. Осада.

Воспользовавшись передышкой, Володя перевязал рану матери и положил ее на кровать. Ребята привели в порядок боеприпасы. Осталась пулеметная лента и патроны к нагану. Можно еще держаться.

Прошло два часа. Фашисты поднялись и с автоматами наперевес бросились вперед. Это была настоящая атака, как на поле боя. И на этот раз фашисты откатились, понеся потери.

Да, дорого заплатят оккупанты за жизнь трех подпольщиков.

…Уже не осталось ни одного патрона, даже для себя.

— Можно еще врукопашную, — Никита схватил топор. — Выручай, голубчик!

Гитлеровцы вновь двинулись в атаку. Разозленные, с налитыми кровью глазами, ворвались они в беззащитный теперь домик и увидели двух юношей, которые, обнявшись, стояли посреди комнаты.

— Не подходи! — крикнул Никита.

Маленький, совсем высохший, он, точно сказочный богатырь, взмахнул топором, и у его ног свалился фриц.

На Володю и Никиту навалились солдаты, скрутили им проволокой руки, поволокли из хаты.

— Не тащите, мерзавцы, сам пойду. Развяжите руки! — кричал Володя.

Но его не слушали.

Володя и Никита, окровавленные, с гордо поднятыми головами вышли на улицу. Вслед за ними гестаповцы тащили Веру Давыдовну.

Толпа на шоссе замерла. Женщины плакали. Сжав губы, молча стояли старики.

— Прощайте, люди! — крикнула Вера Давыдовна и в последний раз посмотрела на Черную гору, на небо, зимнее, грозное, на домишки, притихшие в глубоком снегу. Потом она увидела Лиду Малышеву. Лида стояла около дерева. Лицо ее было совсем белое, глаза полны ужаса. Женщина еще раз крикнула:

— Прощайте, товарищи, и простите!..

Толстый эсэсовец втолкнул женщину в машину. Вслед за нею туда втащили Володю и Никиту, стариков Тимченко, артиста Анатолия, юную Мотю — племянницу Оксаны Федоровны. И еще успела увидеть Вера Давыдовна соседского мальчика Юрку, курносого Юрку, которому страсть как хотелось вместе с дядей Володей повоевать против гитлеровцев. Ан, видишь, не удалось… Мальчик стоял посреди шоссе и горько плакал, размазывая по лицу грязными кулачками слезы.

Январский мороз обжигал лицо, забирался под старенькое пальто. Ткачев едва переставлял одубевшие ноги. Скорей бы добраться до тепла, обогреться.

Он приехал в Киев на заседание Руководящего центра. На Владимирском базаре в 2 часа дня он должен был встретиться с Кочубеем. Но уже дважды обошел Кирилл Афанасьевич базар, а Григория все не было.

Ткачева стало охватывать беспокойство. К тому же ему казалось, что кто-то за ним следит. Продолжать шататься по базару, который как назло в этот день был не очень людный, он не решился. Подался на Железнодорожное шоссе.

Еще издали он увидел дом Тимченко с настежь открытыми дверьми. Неужели беда?

Кирилл, не останавливаясь, прошел мимо дома, где собирался встретиться с Кочубеем. «Гляну еще на хату Ананьевых», — подумал Кирилл и отшатнулся, увидев разбитый дом, залитое кровью крыльцо…

Задворками, закоулками пробрался Ткачев на вокзал и сел в первый поезд, отходивший в Нежин: надо предупредить товарищей о несчастье в Киеве.

В это время измученная горем Лида Малышева копалась на свалке, выбирая уголь, и незаметно наблюдала за шоссе. Кочубей поручил ей во что бы то ни стало перехватить Черепанова и Ткачева, которые должны прибыть на заседание Центра, и предупредить их, чтобы они немедленно возвратились в Нежин. Лида никогда не видела ни Валентина, ни Кирилла, но Кочубей так точно описал их внешность, что ошибиться она не могла.

Но вокруг ни души. Прошла сгорбленная старушка. Потом появился полицай; он подозрительно посмотрел на Лиду и исчез. Вдруг она заметила Черепанова. Все, как нарисовал Кочубей: высокий, худой, лицо продолговатое. Железнодорожник. В руке противогазная сумка. Лида встала, пошла ему наперерез и тихо сказала:

— Кочубей приказал немедленно вернуться в Нежин.

Валентин прошел, словно не слышал этих слов, даже не взглянув на Лиду. Но так, сразу поверить ей он не решился. «Откуда взялась эта молодица? Кто она? А ну-ка пойду на базар, может, встречу там Веру Давыдовну или Оксану Федоровну», — решил Черепанов и спустился вниз на Красноармейскую улицу.