Генерал Бабиев был взбешен. Он бросил на рассвете в камыши пехоту, но люди вязли в жидкой грязи, тонули в трясине и не смогли пройти даже сотню шагов, а тот же невидимый враг, словно плавни были для него твердой почвой, открыл сильный огонь из винтовок и забрасывал их гранатами.
Стало ясно, что путь через дамбу прегражден не кучкой партизан, как предполагал раньше Бабиев, а хорошо вооруженным и довольно многочисленным отрядом, великолепно знающим плавни. Поняв, что через дамбу не пройти, Бабиев стал спешно укрепляться в Бриньковской, готовясь часть отряда переправить на баркасах через Бейсугский лиман, в обход засевших на дамбе красных.
Бабиев издал также приказ о явке на сборный пункт всех взрослых станичников. Штабу группы было дано распоряжение срочно сформировать пластунскую сотню из местного населения, знающую плавни, и бросить ее на борьбу с засевшим в камышах красным отрядом.
Но мобилизация сорвалась. За весь день на сборный пункт явились лишь семь стариков да четверо парней. Один из них был косой и придурковатый.
К вечеру генерал Бабиев приехал на сборный пункт.
— А где же остальные? — грозно спросил однорукий генерал косого парня. Тот испуганно посмотрел на генеральские погоны, потом перевел взгляд на пустой рукав генеральского кителя и заплетающимся языком проговорил:
— Убежали…
— Как?! Куда?
— А уж известно куда… — уже более спокойно ответил парень и неожиданно спросил: — А как же вы, дядя, с одной рукой воюете?
Этот вопрос окончательно взбесил генерала. Он приказал выпороть несчастного дурачка шомполами и объявить станичникам, что все уклоняющиеся от мобилизации иногородние будут расстреляны, а казаки будут лишены казачьего звания и наказаны шомполами. Но и это не помогло. Почти все население, способное носить оружие, убежало из станицы. Не удалось генералу найти и нужного количества баркасов, а те, что остались на берегу, оказались с пробитыми топорами днищами и без бабаек.
Невдалеке от Бриньковской дамбы тянется глубокая балка, поросшая терновником, камышом и мятой.
На самом краю балки стоит Андрей. Перед ним вытянулся рослый казак.
— Так говоришь, не выдержит Хмель?
— Где выдержать, товарищ председатель… сила их…
— Ну уж и сила… — хмуро улыбнулся Андрей. — Иди.
Вот уже шестой день, как Хмель со своим гарнизоном сдерживает- бешеный натиск отрядов Дрофы и Гая. «Сдерживает, сдержит ли?»
По совету Андрея, Порфирий Кадыгроб заградил своим отрядом путь первой группе десанта и медленно отходит к Тимашевке, где деповские рабочие срочно делают своими силами бронепоезд.
Генерал Бабиев пока не пытается вновь атаковать дамбу. Он укрепился на Бриньковских островах и запер дамбу с другого конца. День ото дня положение становилось тревожнее. Андрей Понимал, что если на помощь не подойдут части Красной Армии, то Тимашевку не удержать. Да и не только Тимашевку — падет и Брюховецкая, и его гарнизоны очутятся в кольце отрядов Улагая, Бабиева и Алгина. Вдобавок возможен прорыв полковника Дрофы на Староминскую. «Успеет ли подойти из Ростова конная Уральская бригада? Да может ли теперь выручить одна бригада: ведь Улагай, наверное, развернул широко мобилизацию в занятых им станицах? К тому же у них пушки и огромное количество пулеметов. А все–таки держаться надо».
— А держаться надо… — повторил он вслух. — Э, да это никак Капуста!
И действительно, на другом краю балки остановилась группа всадников, среди которых был и старый Капуста.
— Эй, Остап!
Капуста махнул рукой в знак того, что заметил Семенного, слез с коня и осторожно стал спускаться в балку. Через несколько минут он уже сжимал руку Андрея.
— Похудел ты, Андрей Григорьевич. Не спишь, видать.
— До сна ли теперь, дядя Остап…
Они сели рядом. Капуста вынул из–за пазухи сверток в белой тряпке, передал его Андрею.
— На, Андрей Григорьевич, старуха тебе посылает.
— Спасибо, в станице буду, сам поблагодарю. Должно, коржики тут на свином смальце? Никто так их не умеет печь, как твоя Степановна.
— Да, уж насчет этого она мастерица.
Андрей развернул тряпку и, вытащив из нее круглый коржик, спросил:
— Как дела, дядя Остап?
— Дела обыкновенные… Обложили это мы их в камышах, ровно кабанов диких. Ну, сперва ничего, а потом, чую, стрельба у них поднялась. Целый день палили, а к вечеру двадцать семь казаков вышли из плавней и сдались.
У Андрея заблестели глаза, он отложил сверток Е сторону.
Читать дальше