Геннадий Казанцев - Страна Лимония

Брачные танцы на воде нарушает водитель комбата: «Товарищ майор! — радостно кричит он, вылетая из кустов. — Товарищ майор! У вас сын родился! Только что по рации передали. Командир бригады просит срочно прибыть на место». Комбат хватается за бортик. К нему спешит «водяная лилия» и покрывает его побледневшее лицо поцелуями. «Алёшенька, умничка мой, поздравляю», — стрекочет Мерилин Монро. Крестов, обнимая счастливого отца, предлагает отметить событие. Головастики дружно поддерживают своего командира. Линёв, принимая из рук водителя полевую форму, нехотя соглашается.

Олег Филимонов бежит в палатку за водкой, а Конюшов — на кухню за снедью. Линёв, облачаясь в одежду, торопит: «Мужики, давай по-быстрому, мне ещё в бригаде проставляться». На раскалённом бортике выстраивается мозаика нурсиков, помидоров, нарезка сырокопчёной колбасы и чёрного хлеба. Олег возвращается, держа в полотенце две бутылки водки.

— Горячая, сволочь! — улыбаясь, комментирует он.

— Ставь бутылки в воду! — командует Крестов.

— Мужики, времени нет, давай так... — торопит комбат.

Филимонов в лучших традициях ресторанного этикета оборачивает раскалённую бутылку водки полотенцем и разливает её содержимое в пластмассовые стаканчики. Герман не сводит глаз со Светки, которая в военной форме выглядит ещё привлекательней. Женщина отвечает лукавым взглядом.

— Ну, Алексей, за первенца! — вскидывает походный «бокал» капитан Крестов.

— Это второй уже... — бурчит, поправляя тостующего, комбат.

— Тогда, тем более, за второго!

Офицеры дружно задирают головы. Герман, уже готовый задвинуть свою стопку в сторону, ловит насмешливый взгляд молодой прелестницы и в отчаянии забрасывает обжигающий напиток в глотку. Закрыв глаза, он ощущает, как незнакомая жидкость легко проваливается в пищевод и заполняет приятным жаром внутренности. Он не может поверить своим ощущениям: горячая водка совершенно изменила вкус. Глаза открываются. Вокруг перекошенные лица его товарищей. Репа никак не может справиться с возмущённым желудком, судорожно запихивает в себя горячие помидоры. Другим не легче. Даже бывалый комбат, мгновенно вспотев, минуту принюхивается к рукаву гимнастёрки.

— По второй! — громко провозглашает Герман, так и не притронувшись к закуске.

Народ в ужасе смотрит на свежеиспечённого героя.

— Не гони, — умоляюще просит Крестов.

— Так ведь не девка родилась, а парень! — хорохорится Герман, изысканно принюхиваясь к ржаной горбушке. Комбат молча освежает ёмкости, перекладывая горячую бутылку из одной руки в другую.

— Чтоб не последний! — азартно кричит выживший, подмигивая Светке.

Хозяева и гости, кислыми репликами поддержав тостующего, долго мнутся, делая один подход за другим, наконец загружают «русское саке» в глотки. Репа уже мчится к кустам, когда остальные, ловя ртом воздух, поглощают закуску. Герман торжествует. Он деликатно высасывает спелый помидор, откинув мизинец в сторону, нюхает кружочек колбасы и снова косится на женщину. Парикмахерша отвечает взаимностью, не выпуская из руки вспотевшую ладонь комбата. Линёв на пределе. Он, будто на стрелковом стенде, мечет один за другим колбасные диски.

— И третий тост, — как ни в чём не бывало, продолжает единственный докладчик, — за то, чтобы комбатов сын стал таким же героем, как и его отец!

Папаша-герой исходит матом, но разливает всем по третьей. Один лишь вид льющейся водки вынуждает Олега Филимонова броситься в кусты вслед за Репой. У застекленевшего Юрки Селиванова по подбородку течёт слюна, но он, предчувствуя неизбежное, ничего не замечает. Пидорюга в последней попытке растянуть предсмертную паузу в отчаянии добавляет:

— И чтоб не было войны!

— Молодец, Колосков, — поддерживает товарища тамада-самозванец. — Всем до дна! Тост контрольный.

Крестов не выдерживает и больно бьёт тамаду локтем под рёбра. Водка выплёскивается, но Герман недрогнувшей рукой доливает свой нурсик и поднимает его вверх.

Пидорюга оказался провидцем — его выворачивает прямо в бассейн. С чувством солидарности, прикрыв ладонью вздувшиеся щёки, скрывается в направлении душевых кабин Юрка Селиванов.

— Сволочь! — орёт Крестов, вытирая слёзы. — Подонок и сволочь!

Комбат вопросительно смотрит на него.

— Что смотришь? — расходится Сергей. — Не о тебе речь. Ты глянь на этого гада. Он полсезона трезвенником прикидывался!

Командир вплотную подходит к торжествующему Герману и, угрожающе шевеля усами, суёт ему под нос сжатый кулак.