Андрей Татарский - Дневник из сейфа

Фельдмаршал выслушал Кляйвиста, казалось, спокойно, но студенистые щеки его дрогнули.

— Узнали о нашей ловушке?! Столько надежд — и все рушится?!. Но как они сумели? Казалось, были закрыты решительно все каналы!

— Экселенц, сейчас не время вдаваться в объяснения, — уклонился от ответа начальник СД. — Задача в том, чтобы и в новой, осложнившейся обстановке найти возможности осуществить намеченный план, заставить русских наступать там, где выгодно нам, а не им.

Но командующий покачал головой, склонился над картой:

— Теперь, зная все, они перенесут удар в незащищенный центр. Необходимо как можно быстрее перевести туда с флангов все наши резервы… — Он придвинул «лягушку» — зеленый телефон, связывавший его по прямому проводу со ставкой.

— Простите, экселенц, — задержал его руку штандартенфюрер. — Но при всей очевидной вынужденности этой меры, она обречет нас на пассивную оборону. Между тем, помимо чисто военной целесообразности, над нами тяготеют и более далекие, общестратегические требования.

Он уже обдумал ситуацию и, чтобы скорее быть понятым, излагал свои доводы подчеркнуто сухо.

— Вам не хуже меня известно, что положение рейха становится едва ли не критическим. Экономические и людские ресурсы под ходят к концу. Время работает против нас. Затяжная оборона — не в наших интересах. Даже если мы и удержим плацдарм — это всего лишь несколько оттянет катастрофу. Только полный разгром данной вражеской группировки может создать перелом в войне, увеличить шансы на сепаратный мир с западом.

— Иными словами, вы предлагаете поставить на карту все?

— Да! Это риск, но разумный. И вот почему. Осуществленные нами меры маскировки и дезинформации исключают полную уверенность противника в том, что он безошибочно ориентирован относительно наших замыслов. В подобной обстановке, согласитесь, сильнейшее влияние на решение должны оказать факторы психологического порядка.

— И что отсюда следует?

— Сумей мы скомпрометировать чело века, информировавшего Советы о нашем «сюрпризе», — и донесение его неизбежно сочтут фальшивкой.

— Даже если оно согласуется с данными войсковой и авиаразведок противника? Те ведь тоже действуют!

— Мой генерал, если русские поверят, что их агент перевербован нами, то любые факты, подтверждающие его правоту, будут также расценены как дезинформация.

— Допустим…

— Мне удалось уже бросить тень на этого разведчика. И я твердо надеюсь начатое удастся довершить.

— Надеетесь… Но каковы основания для подобной надежды?

Кляйвист снял очки, чернеющие из под воспаленных век зрачки смотрели куда-то вдаль, сквозь рыхлую фигуру собеседника.

— Основания? Этот мир слишком вероломен, чтобы в нем оставалось место для доверия к людям. Зная, что ты способен лгать сам, не допускаешь, что кто-то говорит правду. Предавая другого, ждешь того же самого от него. Взгляните на свое окружение, фельдмаршал! Кому даже из близких вам лиц вы могли бы верить безраздельно?

— Но у наших противников несколько иная идеология, штандартенфюрер.

— Нет и нет! Как бы ни различались политические и социальные взгляды, человек остается человеком, всего лишь человеком! И в знании этого — наша сила, досточтимый партайгеноссе, наша надежда на победу.

Фельдмаршал задумался.

— Ну что же, действуйте… Правда, мне все же придется пока подстраховать центр… Но если вам удастся задуманное, мы успеем вернуть резервы на фланги. Желаю успеха, штандартенфюрер!

В напряженном раздумье Кляйвист перебирал самые различные варианты, — увы, одни из них были не вполне убедительны, другие требовали слишком длительной подготовки.

Однако, как известно, перенасыщенному раствору достаточно малейшего толчка, чтобы тут же началась бурная кристаллизация. Таким толчком послужила очередная радиограмма из леса. «Бритый» предупреждал, что этим вечером партизаны нападут на штаб одного из карательных батальонов, размещенный в селе Вырубки.

— Цоглих, — вызвал начальник СД адъютанта, — вы уже довели это предупреждение до сведения батальонного начальства?

— Еще не успел, шеф.

— Отлично. Я хочу, чтобы партизанам… удался их налет.

Уши-плавники однорукого поползли вверх.

…Милый верный Цоглих, всей его редкостной работоспособности и прилежания не хватило бы на создание мало-мальски оригинального плана. Так же играет он и в шахматы умеет с педантичным упорством реализовать минимальный перевес, но любая неожиданная комбинация повергает его каждый раз в смятение.