Вильям Козлов - Тайна Мертвого озера

Середина июля, самый разгар лета. Уже четыре дня здесь Павел Петрович, а еще ни разу не было дождя. Вчера вечером где-то вдалеке прогрохотал гром, потянуло прохладой, но туча обошла деревню стороной. Каждый день Шорохов набирает ведром из колодца воду в ржавую железную бочку, а к вечеру, когда она согреется, поливает грядки. И эта работа ему нравится. Переколол все дрова, у забора сложил в ровную поленницу, в субботу будет первый раз сам баню топить. Вон она стоит у спрятавшейся в камышах неширокой речушки. Чуть поодаль чернеют на песчаном берегу две деревянные лодки. Бабка Дарья удивляется: чего это ее родственник — кажется, он приходится ей внучатым племянником — не рыбачит? Но Павла Петровича не тянет на речку, вот на охоту он бы с удовольствием сходил. У бревенчатого сеновала притулился его старый «Москвич», сверху от солнца накрыт куском добела выгоревшего брезента. По утрам, пока не выскочит из сеновала на лужайку и не начнет энергично делать зарядку, по брезенту и соломенной крыше сеновала неторопливо разгуливают сороки и вороны. Их острые коготки царапают солому, первое время он просыпался от этого непривычного шороха, потом привык.

Генерал прав: задание оказалось не таким простым, как могло показаться с первого взгляда, — уйму времени Шорохов убил на анализ материалов, разоблачающих карателей, действовавших на временно оккупированных территориях Ленинградской, Псковской, Новгородской областей и в Прибалтике. Теперь Павел Петрович имел полное представление о ГФП. Подразделения тайной полевой полиции были полицейским исполнительным органом военной контрразведки в действующей армии вблизи от линии фронта. Начальником ГФП, где командовал взводом фельдфебель Гриваков, являлся оберштурмфюрер СС Рудольф Барк. Обычно подразделения ГФП состояли из десяти-одиннадцати взводов и эскадронов, в каждом взводе — двадцать восемь — тридцать человек, в отделениях — десять — двенадцать. Отделениями командовали унтер-офицеры, взводами — фельдфебели. Предателей учили ремеслу убийц, вешателей, палачей. Изучали они самое различное советское и немецкое оружие, натаскивались для совершения диверсионных актов, провокаций. Каратели, выполнявшие полицейские функции, носили немецкую форму со знаками отличия. Гриваков всегда щеголял в офицерском мундире. Те же, кто выслеживал партизан и сочувствующих советскому строю, носили гражданскую одежду или военную форму бойцов и моряков Красной Армии. Фашисты всячески поощряли бандитскую деятельность карателей, отдавали на разграбление деревни, поселки, а поводы, чтобы обвинить ни в чем не повинных мирных жителей в сочувствии партизанам, ничего не стоило найти или придумать…

Многих изменников Родины отыскали и вывели на чистую воду чекисты, но вот еще и через сорок лет нет-нет и снова всплывет очередное дело бывшего карателя…

Несколько раз Шорохов выезжал в районный центр, где дал кое-какие поручения по сбору нужных для него сведений двум сотрудникам райотдела КГБ. Договорился, как поддерживать с ним постоянную связь.

Бабка Дарья только удивлялась: приехал родственничек в такую даль отдохнуть, а сам мотается по пыльным дорогам туда-сюда… Вот они, городские, и в отпуске им не сидится на месте.

Хотя капитан Шорохов и выглядит молодо, на самом деле ему двадцать девять лет, он женат и имеет двух детей. Ему не пришлось ничего и выдумывать: бабка Дарья ничуть не удивилась, когда его «Москвич» остановился возле калитки ее старого дома, сразу признала в нем родственника, как она выразилась, по «шороховскому носопету». Павел Петрович привез бабке продуктов; холодильника у нее в избе не было, зато имелся просторный и холодный в любую погоду подпол. Там у нее хранилось все, что она заготавливала с огорода и приносила из леса. Таких соленых груздей, которые бабка выставила в первый же вечер его приезда, он еще не пробовал!

Деревня называлась Борки, жили здесь в основном старики и старухи, ко многим приехали родственники из города. Отсюда до турбазы «Солнечный лотос» (редкое название!) было около тридцати километров. Пора было наведаться туда. Все, что возможно было, он узнал здесь от словоохотливой родственницы (она тут жила и в войну) и от других жителей — про зверства карателей они помнили. В Борках, напротив амбара, на березе повесили колхозного бригадира Лапина и еще троих незнакомых, которых он прятал на сеновале. А жену и малых детишек сожгли в избе — подперли колом двери, облили сруб бензином и подожгли сразу со всех сторон. Береза и по сей день стоит у амбара. Павел Петрович постоял под раскидистой березой, взметнувшейся зеленым кружевным куполом в голубую высь.