Сергей Скрипник - Смерть в рассрочку

Похрапывавший рядом с ним полковник внешне очень напоминал районного военкома, тоже полковника. Потому Игорю и показалось, что он где-то уже видел этого человека. Правда, военком был помоложе и душевно куда более симпатичней.

— Что ж, — сказал он тогда, с любопытством разглядывая необычного посетителя, — вроде, все в порядке. Биография, как у всех, то есть ее пока еще нет. Здоров, как лось. К тому же, мастер спорта по борьбе. Похоже, не глуп. Слушай, а с психикой у тебя как, нормально?

— А почему, собственно, вы об этом спрашиваете? — вскинулся Игорь.

— Потому что не каждый день ко мне приходят студенты, можно считать уже третьего курса юридического факультета, и просятся рядовыми в армию.

— Если бы я попросился сразу лейтенантом, вот тогда вы могли бы поинтересоваться состоянием моей психики, — заявил Игорь.

— Ладно, — сказал полковник. — Хоть ты немного и с приветом, но, думаю, не откажешься служить рядом с домом. Пойдешь в местные войска МВД. — Он усмехнулся. — Там, говорят, спортсмены тоже нужны.

— Я же пришел не в отделение милиции, а в военкомат, — возмутился Кондратюк. — Никаких МВД! Куда угодно, только не туда! И я не служить собираюсь, вернее, не отслуживать положенное. Я собираюсь стать профессиональным военным, а не профессиональным милиционером. Иначе лучше уж буду учиться дальше.

Военкому не хотелось упускать такого новобранца, но и выдвигаемые им условия не могли не возмутить его. Поэтому он устроил строптивому студенту хороший нагоняй, приправленный добротным армейским матом, и направил в воздушно-десантные войска. Однако полковник не упускал из виду Кондратюка. И вскоре Игорь оказался в надежно спрятанной в подмосковных лесах школе сержантов. Когда принимали присягу его удивил васильковый цвет погон, и он подумал, что нежданно-негаданно попал в войска КГБ. Но курсантам объяснили, что отныне им предстоит служить в войсках специального назначения Главного разведывательного управления Генерального штаба.

Позже он понял, что прежде чем оказаться здесь, каждый из них прошел основательную проверку.

Здесь были совершенно иные, чем в обычной армейской школе сержантов, нравы, взаимоотношения между преподавателями и курсантами и между самими курсантами. О дедовщине тут не могло быть и речи. И не только потому, что в школе обучался постоянный контингент, без набора новобранцев, которые могли бы считаться салагами, но и потому, что по своему психологическому складу никто не допустил бы унижении и издевательства над собой. Имело значение и то обстоятельство, что все собранные здесь ребята являлись мастерами спорта преимущественно силовых видов, то есть были людьми профессионально подготовленными к дальнейшему обучению науке единоборства. Инструкторы если и выделялись среди своих учеников, то лишь в своей основной, узко специальной дисциплине.

Не знали они и бессмысленной изнуряющей муштры. Зато в полной мере узнали, что такое предельно насыщенная, поистине беспощадная учеба. Они так уставали, что для посторонних мыслей не оставалось ни времени, ни желания, ни сил. Игорю как-то подумалось, что если бы использовать такую систему обучения в университетах, он закончил свой юридический факультет максимально за полтора года и вынес бы куда больше знаний, чем за обычные пять лет.

За восемь месяцев обучения ни один курсант ни разу не побывал в увольнении, да и некуда было идти. Письма отсюда шли долго, не меньше месяца, предварительно побывав в десятках рук. И получатель видел на них штемпель какого угодно города, но только не того, вблизи которого затаилась шкода.

Дальнейшую службу в отдельной бригаде спецназа ГРУ, куда им предстояло прибыть после учебы, ожидали как заслуженный отдых. Но ожидания не сбылись — служба оказалась продолжением учебы, только на гораздо большей площади. К тому же теперь больше учили они сами. Однако с увольнениями и письмами дела обстояли лучше.

А через несколько месяцев пребывания в бригаде отлично зарекомендовавшего себя командира группы сержанта Кондратюка снова направили учиться. В этой, запрятанной в совершенной глуши среди лесов и болот школе их оказалось всего пятьдесят шесть сержантов и прапорщиков, и ни одного рядового. Все ходили в форме без знаков различия, вероятно, для того, чтобы даже этим подчеркнуть, что отношение к человеку здесь зависит от иных ценностей. Курсанты обращались друг к другу по имени или фамилии. И никто не был уверен, на самом ли деле так его зовут и действительно ли это его паспортная фамилия. Учиться предстояло шесть месяцев.