Евгений Савицкий - Я — «Дракон». Атакую!..

В те дни рационализаторы нашего корпуса и придумали одну любопытную доработку, о которой действительно только бы и сказать: «Все гениальное просто». Отверстия радиатора на самолете во время взлета кто-то предложил закрывать шторкой из обычной парусины, а после взлета открывать. Вырезали по размеру радиатора такую заглушку, протянули от нее в кабину пилота тросики — и все. Работу эту механики самолетов проделали за одну ночь. Руководил ими заместитель начальника политотдела по комсомолу Тимофей Полухин, так что не случайно операция прошла под кодовым названием «Комсомольская шторка».

Утром я посмотрел на те шторки, подергал за тросики — ничего. Вроде бы надежно.

— А как же взлететь с закрытым радиатором? — спрашиваю Полухина. Тимофей успокоил:

— Так ведь на взлет одна минута.

— Кто-нибудь пробовал?

— Пока нет… — Полухин улыбнулся, заранее, должно быть, зная, что первым полечу я. Как летчик, разве я мог поступить иначе?..

Так всем корпусом мы продолжали боевую работу, а соседи наши день-другой недоумевали, потом зазвонили телефоны, полетели телеграммы: «У вас что, самолеты другие? Или распутица не действует?»

Командарм Т. Т. Хрюкин прислал специалистов-инженеров, те критически осмотрели наше изобретение, сняли чертежи, и на третьи сутки все полки 8-й воздушной так же успешно летали на боевые задания Как оказалось, провели мы операцию «Комсомольская шторка» очень даже вовремя: готовилось новое наступление на Никопольский плацдарм.

Утро 31 января 1944 года я встретил на КП 3-й гвардейской армии, которой командовал генерал Д. Д. Ле-люшенко. Погода стояла нелетная — непрерывно шел вперемешку с монотонным моросящим дождем мокрый снег. Но наступать без поддержки авиации командарм Лелюшенко не хотел, начало наступления переносилось с часу на час, и все офицеры, генералы, находившиеся на КП армии, томились в вынужденном бездействии, в том редком на фронте состоянии, когда все уже готово для решительного броска на врага и остается только ждать назначенного часа. Еще день назад каждый из нас наверняка что-то мог бы доработать, допроверить, просто, наконец, убедиться, что его боевая машина или там эскадрилья полк не подведут. Но за час до наступления никаких мероприятий, проверок, никаких сомнений ни в себе, ни в своем товарище по оружию и быть не могло. И как солдат в окопе — какой-нибудь незаменимый в такие минуты Вася Теркин — словом, шуткой снимал напряженность ожидания, так кто-то из нас, людей в общем-то молодых (автору этих строк в те годы едва перевалило за тридцать), завел вдруг разговор о женщинах. Весьма непростая тема для душевной разрядки, не правда ли?.. К слову, один старый анекдот по этому поводу. В компании с женщинами летчики увлеченно ведут разговор о воздушных боях, пилотажном мастерстве и прочих своих летных делах. «О чем же вы говорите перед полетами?» — спрашивает одна из подруг. — «Как о чем? О женщинах!..» — ответили ей.

Не помню, что заставило нас тогда, в напряженные часы ожидания перед многотрудным наступлением — решалась судьба операции! — завести такую беседу. Но вот разговор наш вошел в вихревой круг и, помню, мы говорили о времени, основательно пересмотревшем банальные истины прошлого, о полноправных участницах наших боевых дел — девчатах-оружейницах, связистках, снайперах. Собственно, ни для кого из нас никакого откровения в этом не было. Вопрос тогда оказался затронут значительно глубже, и кто-то даже сделал вывод, что мужчины, не умеющие по-настоящему любить и ценить женщину, теряют существеннейшее свое качество — мужество. Мужество как душевную силу.

Забегая вперед, замечу: после войны мне не раз доводилось участвовать в различных молодежных диспутах, обсуждениях, в том числе и о воспитании чувств На мой взгляд, существует все-таки неписаный кодекс мужского поведения, который включает в «себя такие нравственные категории, как мужская честь, чувство собственного достоинства, бережное отношение к женщине. К сожалению, приходилось слышать, будто настоящее мужество может проявляться только в бою. Не разделяю такого мнения. Именно чуткость, отзывчивость к людям, я бы сказал даже, внутренняя деликатность в часы испытаний оборачиваются кремневой крепостью духа, воли и стойкости.

Однако я увлекся. И тогда, перед наступлением, тем давним январским утром с нелетной погодой, мы, видно, тоже не на шутку увлеклись, да так, что слышавший наш разговор представитель Ставки маршал А. М. Василевский сказал: «Я заметил, когда людям нечего делать, они любой разговор обязательно переводят на женщин».