Евгений Савицкий - Я — «Дракон». Атакую!..

Мы рассчитывали на свой боевой опыт — опыт работы, когда базироваться и летать на задания приходилось в тылу противника. Он у нас накопился немалый.

Надо сказать, такое положение дел всегда вносило сумятицу в стан врага. Еще бы! Когда авиация в твоем тылу, так фронт, по логике, должен проходить где-то еще дальше — километров на шестьдесят-восемьдесят. Невольно перепутываются все карты! Правда, боевые действия в тылу врага увеличивали и наши потери, особенно на земле. Однако летчики корпуса гордились тем, что шли впереди всех, даже впереди пехоты! Так что, занимая аэродромы западнее Берлина, мы остались верны своему правилу.

На каждый такой аэродром командующий танковой армией генерал Богданов оставлял одну роту — для охраны личного состава и боевой техники, причем я или начальник штаба корпуса поочередно находились на командном пункте танкистов.

Как-то КП танковой армии перебазировался в район Нейруппина. Я тогда находился в бронетранспортере с начальником штаба армии генералом Радзиевским, впереди нас шел танк Т-34, за нами — штабные машины. Колонну замыкали еще четыре танка.

Едем — посматриваем по сторонам, высунувшись из люка. Все интересно: узкие сельские улочки, белые флаги из простыней в окнах домов.

— Будто вымерли все… — замечает Алексей Иванович. — Ни души.

Только я было собрался ответить генералу Радзиевскому, что немцы, запуганные гитлеровской пропагандой, прячутся в норы и убегают кто куда, как вдруг из небольшого домика выбегает женщина и бросает в наш бронетранспортер гранату!..

Помню, как командир боевой машины вскинул автомат, как из того же дома выбежал мальчик лет семи-восьми, очевидно, сын этой женщины. Помню, как тогда командир бронетранспортера решительно отвел ствол своего автомата в сторону…

Взрыв гранаты никакого вреда нам не причинил. Дело не ждало, и мы поехали дальше. Но долго еще перед моими глазами стояла та картина; какая-то фанатичка с гранатой, испуганный взгляд выбежавшего навстречу колонне мальчика и командир бронетранспортера, опускающий автомат…

К вечеру того же дня колонна была уже на подступах к Бранденбургу. Командарм Богданов принял решение в город не входить, а обойти его с севера и продолжать наступление. Так что на ночь мы остановились в небольшой деревушке, выставили боевое охранение и улеглись спать.

Но вот часа в два-три ночи послышалась стрельба из пушек и пулеметов. Я с генералом Радзиевским спал в одной комнате, и оба мы мигом проснулись от той стрельбы. Алексей Иванович определил:

— Наши стреляют, тридцатьчетверки…

Быстро оделись, взяли автоматы и выбежали на улицу. В ночной темноте, объятый пламенем, стоял наш танк. Где-то неподалеку шел бой — слышалась артиллерийская стрельба, треск пулеметных, автоматных очередей. Вокруг — никого. Ни своих, ни чужих.

— Пошли! — предложил генерал Радзиевский, и мы, перебегая от одного подъезда к другому, приблизились к площади, где шел бой. Это дралась наша танковая рота. Немцев вокруг было как минимум с батальон.

Ворвавшись с каким-то бойцом на второй этаж жилого дома, я быстро осмотрел комнаты — никого не обнаружил и, выбив прикладом автомата оконную раму, приготовился к бою.

Запомнилось почему-то, что ночь была очень лунная. Призрачный свет разливался повсюду, и на площади я хорошо видел немецких солдат в каком-то мышиного цвета одеянии и наших — в защитном. Кроме того, не знаю, как и объяснить, но у наших бойцов была какая-то особая хватка в бою. Мне кажется, я и в полной темноте различил бы, где кидаются в атаку наши ребята.

Немцев ждать долго не пришлось. Едва группа человек из семи появилась в створе моего окна, я открыл огонь, за мной — незнакомый боец, еще какой-то капитан, подоспевший на подмогу. Фашистов почти всех и уложили на месте.

Бой, похоже, начал стихать. Вдруг из-под нашего дома ахнул такой выстрел, что из уцелевших окон посыпались все стекла. А снаряд от выстрела разорвался на противоположной стороне площади. «В чем дело? — недоумевал я. — Кто мог так сработать? Ведь, вбегая в дом, точно видел — рядом ни танков, ни орудий не было…»

Через некоторое время, когда окончательно все утихло, мы спустились вниз, на первый (этаж, где генерал Радзиевский слушал уже объяснение причины ночного боя. Командир роты, невысокий капитан танкист, докладывал обстановку. Немцы скрытно подобрались к охранявшему нас танку, подожгли его фаустпатроном, потом с площади открыли по остальным боевым машинам роты огонь из пушек и пулеметов. Завязался бой…