Евгений Савицкий: Полвека с небом

А опыт этот порой бывал попросту необходим. И не только в той стычке с беспризорниками. Забегая вперед, расскажу об эпизоде, происшедшем несколькими годами позже.

В Новороссийске, как и в любом портовом городе, был морской клуб, где отдыхали и развлекались моряки с иностранных судов — с греческих, английских, турецких, итальянских… В клубе помимо ресторана и помещения для игры в карты имелся также и гимнастический зал с борцовским ковром, с помостом для штанги и гирь, со столами для игры в настольный теннис… Но наибольшей популярностью пользовался боксерский ринг, на котором обычно первенствовали особо охочие до искусства рукопашного боя англичане и американцы. Существовала при клубе и спортивная секция, которая нередко нуждалась в парнях, вроде меня, готовых ради куска хлеба выходить на ринг в качестве спарринг-партнеров для заморских любителей. Тренеры наскоро натаскивали нас, чтобы при надобности было кого выпихнуть на ринг. Начал я туда ходить ради полагавшихся нам бесплатных завтраков, а потом увлекся. И дело у меня вроде пошло…

Однажды (мне шел уже семнадцатый год) выставили меня против какого-то негра. Противник мне достался серьезный. Во-первых, килограммов на десять — двенадцать тяжелее; во-вторых, старше меня и явно опытнее. Словом, не моя весовая категория. Но встреча предстояла товарищеская, не официальная, да и выставить, кроме меня, в тот день было некого.

Негр начал бой без подготовки, решил, видно, смять противника напором и силой. Вид у него и впрямь был устрашающий: широкая волосатая грудь, мощные плечи и руки, а вдобавок шрам через всю скулу и перебитая переносица… Работал он в основном короткими боковыми, перемежая их апперкотами в область солнечного сплетения. Типичная манера силовика, или, как теперь сказали бы, файтера. Я перекрывался локтями, нырками уходил от хуков, стараясь все время разрывать дистанцию. Ближний бой для меня был невыгоден.

Во втором раунде ситуация не изменилась. Негр продолжал наседать, не снижая темпа. От его частых и тяжелых ударов по корпусу мне приходилось солоно: вот-вот собьется дыхание. Надо было что-то срочно придумать. Я знал, что у меня неплохо поставлен левый прямой, но пустить его в ход в ближнем бою не представлялось возможным. И тогда я решил сделать ставку на игру ног. Уйдя от очередной атаки, я разорвал дистанцию и резко увеличил темп. Быстро перемещаясь по рингу, я не давал противнику сблизиться. Догадка, моя оказалась верной: негр теперь пытался достать меня свингами. Свинг — удар страшный, и, если он проходит, игра, можно сказать, окончена. Но длинный размашистый боковой, в который вкладывается весь вес тела, редко достигает цели. Слишком он размашист, слишком уж весь на виду… На это я и рассчитывал. Когда негр швырнул себя в очередном сокрушительном свинге справа, я вместо отхода назад сделал уклон вправо и нанес встречный удар. Мой левый прямой прошел, и перчатка пришлась точно в подбородок противника. Негр сел на брезент, а затем начал медленно валиться на спину…

После этого боя тренер стал проявлять ко мне интерес, и на занятия в секции я ходил уже регулярно.

Но все это случилось позже. А пока я сидел среди беспризорников, уминал с аппетитом ржаную горбушку и отвечал на не всегда понятные мне вопросы безногого. Один из них и вовсе поставил меня втупик.

— На дело не ходил, на стреме не стоял, воровать не воруешь… — ворчливо перечислял мои недостатки вожак беспризорников. — Ну а хоть ужом бегать умеешь?

Ребята откровенно потешались над моим недоумением, наблюдая за тем, как я каждый раз лишь открываю рот, а что сказать в ответ на очередной вопрос — не знаю.

— Ну хватит ржать! — оборвал смех беспризорников безногий предводитель. — И сами не урками родились, зелень-зеленая! Давно ли по деревням яблоки из поповских садов таскали? — Он немного помолчал и, удовлетворившись наступившей тишиной, бросил небрежно уже в мою сторону: — Значит, на базар шел? Туда и пойдешь. Но не один, а с моей шпаной. Иначе с голоду сдохнешь.

Я понял, что принят в компанию. Беспризорники, как по команде, тоже перестали меня подначивать. Завязался общий разговор. Ко мне теперь обращались, как к своему, расспрашивали о семье: есть ли отец, мать, другая родня. Узнал кое-что я и о своих новых приятелях. Большинство из них оказались с Поволжья. Кое-кто, как и намекал безногий, попали сюда из охваченных голодом деревень, где не только яблок, а и самих садов не осталось; другие пробирались из городов — из Астрахани, Царицына, Саратова. Паренька, первым напавшего на меня, занесло сюда аж из Нижнего Новгорода. Звали его, как позже выяснилось, Николаем, но он, казалось, об этом и сам забыл — Зуб да Зуб, иначе к нему никто не обращался. Имена, впрочем не говоря уж о фамилиях, здесь были не в ходу. Каждый имел свое прозвище. У безногого, например, была кличка Хмель.