Женька в ужасе замерла, а бабушка сзади прошептала:
– Как же мы жить будем?
Стекла вылетали у многих, как их ни заклеивай, а если ухнет где-то рядом, все равно вылетят. Очень многие окна в домах закрыты фанерой, от этого страшно холодно и темно даже днем.
Подошел Станислав Павлович:
– Что случилось?
– Вот, – кивнула бабушка на черную внутренность комнаты.
Мгновение он молчал, потом усмехнулся:
– Придется милым дамам провести остаток этой далеко не прекрасной ночи в моей комнате. Приглашаю. У меня не столь уютно, но стекла целы. А днем разберемся.
Стекла вылетели с одной стороны – у Титовых и у Якимовых. Пришлось закрыть окна фанерой. Во всей квартире стало заметно холодней, а Титовым пришлось перебраться в комнату Станислава Павловича совсем, их рамы восстановлению не подлежали. Сам Станислав Павлович собрался переехать в разбитую, но бабушка не позволила, сказала, что ни за что не пустит его к себе «в опочивальню»! Что она имела в виду под этим словом, Женя не поняла…
Спор закончился тем, что общими усилиями они вынесли кое-что из вещей Станислава Павловича «мерзнуть в темноте», а сами перебрались к нему. У него тоже большая комната.
В этом непланированном переезде в меньшую комнату были свои плюсы: дров расходовалось меньше, и еще у Станислава Павловича на стене висела большущая карта, по которой все следили за продвижением фашистских орд. Следить было тоскливо, но Станислав Павлович придумал обучать Женьку с Юркой географии. Он рассказывал о разных странах и чудесах, о том, как живут люди далеко-далеко, какие есть высокие горы, широкие реки, огромные моря и океаны…
Дети очень любили эти уроки, собирались вокруг буржуйки и под треск дров занимались каждый своим. Бабушка вязала носки и варежки для бойцов Красной Армии и даже получала рабочую карточку, хотя трудилась на дому. Станислав Павлович что-то мастерил, он всегда что-то мастерил, и рассказывал.
Если бы не вой сирены и не буханье далеких зениток, можно подумать, что никакой войны нет.
Но она была, ведь был голод, а главное, у всех родные на фронте и столько людей в беде.
Еще они любили слушать радио. Не метроном или вой сирены, конечно, а Ольгу Берггольц с ее стихами и Марию Петрову. Мария Петрова читала не свои стихи, она читала прозу, и для детей тоже. Все, кто был в это время в Ленинграде, помнят голос Петровой, особенно нравились в ее исполнении «Дети подземелья» Короленко.
Однажды Женя сказала Юрке, что пока рядом с нами такие взрослые, нам никакая блокада не страшна. Кажется, бабушка услышала и почему-то всплакнула. Но разве Женя не права?
Тогда же Женя задумалась, что было бы, отправься бабушка в эвакуацию, как Якимовы. Спросила об этом маму, та нахмурилась:
– Что за глупые вопросы?
– Нет, правда, мамочка, что было бы, если бы бабушка эвакуировалась, она же могла. Куда бы ты меня дела, в приют сдала?
Приют – это кошмар маминого детства. Она «приютская», «подброшенка», потому своих родителей не знала. И о самой жизни в приюте никогда не рассказывала, но по тому, как не рассказывала, понятно, что жизнь была очень тяжелой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Большая часть расплавленного сахара была затем переработана на патоку, использована для приготовления кондитерских изделий.
Здесь и далее приведены выдержки из книги-дневника А. Бурова (Буров А. В. Блокада день за днем. Л.: Лениздат, 1979).
Конечно, речь о Ленинграде и ленинградцах.
Для справки тем, кто в Петербурге не живет:
Урицк – это район нынешней станции Лигово, она существовала под тем же названием. Это давно район Санкт-Петербурга, сейчас Лигово – четвертая остановка электрички от Балтийского вокзала, и от нее до Дворцовой площади и Эрмитажа по прямой всего 15 км!
В декабре 1941 года, когда условия блокады стали особенно тяжелыми, было разрешено временно прекратить учебные занятия. Однако в 39 ленинградских школах они все-таки продолжались.
Читать дальше