Анатолий Баюканский - Заложницы вождя

— Специальным постановлением правительства, тебе, как и твоим землякам, блокадникам, по всей восточно-сибирской трассе, вплоть до города Владивостока, положен дополнительный паек для подкрепления сил. — К неподдельному изумлению Бориски, «Чапаев» поднял с пола сумку и начал выкладывать на газету необыкновенные яства: каравай хлеба, две пачки галет, американскую свиную тушенку в блестящей банке, кружок копченой колбасы. — Белозубо улыбнулся. — Рубай на здоровье, тебе положено, быстрей поправляйся.

Бориска, даже не поблагодарив «Чапаева», стал дрожащими руками прятать продукты под нары, в тряпье, не заметил, когда к вагону подошли деревенские, не решаясь подняться, видя чужого человека. «Чапаев» тоже спрыгнул на землю, сказал ребятам:

— Мужики! Вы, пожалуйста, поддержите этого парня. Он столько горя перенес, вам и не снилось. И слава Богу, что не снилось. Счастливого пути!

«Чапаев» одарил Бориску улыбкой и направился к вокзалу.

— Иван Алексеевич! — забеспокоился Бориска. — Подождите! Вы забыли: наверное, нужно где-то расписаться! — Привык, что всюду за любую услугу нужно обязательно расписываться, удостоверять что ты не присвоил чужое. Поэтому не мог себе представить, что продукты, эдакую ценность, можно просто передать без свидетелей из рук в руки, ведь они стоили «на толчке» уйму денег. Однако ангел-хранитель в образе легендарного «Чапая» даже не обернулся: то ли не услышал слабого голоса, то ли посчитал свою миссию законченной.

Вскоре приканали и уголовные, притащив кошелку продуктов. Не успели разместиться, разложить «бациллу», как «шестерки» наперебой принялись рассказывать «Топорику» и его дружкам потрясающую новость: «Нашему «выковырянному» жиденку привезли уйму продуктов, вроде бы в городе Татарске у него отыскались богатые родственники. Однако более осведомленные опровергли эти домыслы, сообщив, что отныне Бориска будет получать щедрые пайки на каждой крупной станции. Рассказывая, «шестерки» с любопытством поглядывали в угол, где лежал Бориска, прикрыв от чужих глаз свое сокровище.

«Топорик», «Бура» и «Костыль», отогнав деревенских, стали о чем-то тихо шептаться. Они дождались момента, когда поезд миновал последний стрелочный перевод станции, вся троица разом соскочила с верхних нар. «Костыль» встал посередине вагона с огромной алюминиевой ложкой в руке, «Бура» хихикал, потирая ладони, ждали сигнала вожака. «Топорик» однако не спешил в атаку. Он подошел к дверям, подпер руками бока, кашлянул, прочищая горло, и заговорил:

— Кореша, «черти» и прочая мелкая шушера! — Как ни старался вожак, голос у него так и остался сиплым. — Сегодня у нас большой праздник, святой праздник. Совсем недавно, сидя за решеткой, под дулами вертухайских винторезов, слушая рык немецких овчарок, мы и не подозревали, что скоро станем гужеваться на воле. Прошу любить и жаловать виновника торжества! — Протянул руку в сторону угла, где лежал Бориска. — Выйди сюда, дорогой друг! — Вожак нагнулся, ухватил парня и самолично выволок на свет, картинно обнял его за худые плечи. — Прими мои поздравления и прочее и прочее. Однако почему ты корешей не угощаешь? — Заглянул под нары. Где-то тут схована пользительная американская пища? Страсть как обожаю бациллу, витамин «ц» — маслице, сальце, винце. Ни хрена не вижу под нарами. Эй, черти! Живо зажгите прожектор!

Кто-то из «шестерок» услужливо кинулся в противоположный угол вагона, загремел в темноте железками, чиркнул зажигалкой. Однако прежде чем «Топорик» успел что-либо разглядеть в углу, Бориска изловчился, нырнул в свой угол, лег на тряпье, прикрывая продукты. Призрачный свет облил пол, выщербленные доски, Бориску, прижимающего к груди продукты.

«Топорик» самолично взял в руку свечу, помахал ею в воздухе, как это делают в ночное время составители поездов и, прежде чем самому нырнуть под нары, еще раз, дурачась, обратился к обитателям вагона:

— Теперича я спрошу вас, дорогие кореша, кто из нас троих самый наиумнейший? Конечно, это я — «Топорик». Выбросили бы мы из вагона на полном ходу зловредного Бориску, а толку — хрен да маленько. И никогда не вкусили бы мериканской тушенки. Я верно говорю?

— Точняк! — охотно поддакнул «Костыль», продолжая делать странные манипуляции алюминиевой ложкой. — Голова у тебя педрит. Выходит, теперича его королевское величество Седого надо пуще глаза беречь. По его милости каждый день «бациллу» жрать будем. Эй, «выковырянный», вылазь к народу, на заставляй терпеть.