Анатолий Баюканский - Заложницы вождя

Под вечер, когда дождь перешел в мокрый снег, в вагоне стало нестерпимо холодно, деревенские под нарами сдвинулись ближе друг к другу, держась каждый своих земляков. Бориска, как всегда, лежал в своем углу, в одиночестве. Как ни тесно было в вагоне, ему невольно освободили место, рядом ложиться боялись, отодвигались, как от прокаженного. И вдруг появился белесый Сергуня, ничего не говоря, сноровисто и деловито расположился рядом с Бориской, перетащив поближе свой «сидор». Это был уже открытый вызов нынешним правителям вагона. Деревенские зашушукались, предвкушая увидеть драку, но ее не произошло, ибо кто-то от дверей крикнул:

— Станция Березай, кому надо, вылезай!

Забыв о выходке Сергуни, ребята сгрудились у открытых дверей теплушки. Станция, видать, была очень большой, с маневровой горкой, с множеством стальных рельсов, которые уходили вдали на клин. Бориска и Сергуня тоже подошли к дверям. Паровоз дал протяжный гудок, вагоны дернулись раз-другой и замерли.

— Эй, мужичок! — окликнул «Бура» проходившего мимо вохровца. — Что за станция?

— Чо, неграмотный? Станция, всей Сибири известная, Татарск.

Правда, все здесь выглядело внушительно. Кирпичное здание станции походило на большой городской дом. Веером разбегались подъездные пути, горели светофоры, раздавались гудки, свистки и переклички составителей поездов. Очень скоро их паровоз отцепили, и он покатил в депо. Разбежались и ребята: кто на «толчок», кто на станцию за кипятком, уголовники, как всегда, направились в зал ожидания в надежде, что удастся чем-нибудь поживиться у зазевавшихся пассажиров.

Бориска опять остался в вагоне один. Облокотясь на деревянную перекладину вдоль дверей, задумчиво стоял и смотрел по сторонам. И не заметил, когда к вагону подошли двое мужчин. Один показался ему совсем молодым, в руке держал санитарную сумку с красным крестом, второй был постарше, в нагольном полушубке, заношенной папахе, лихо, по-чапаевски заломленной на затылок. Он тоже держал в руках сумку. Бориска рассеяно скользнул по людям глазами: идут, и пусть себе идут, ему-то какое дело?.

— Привет, герой! — неожиданно приостановился у вагона «Чапаев».

— Здравствуйте.

— Ты, наверное, и есть Банатурский?

— А зачем я вам нужен? — У Бориски упало сердце. Сомнений не оставалось. Теперь-то обязательно упекут в больницу. Вон и фельдшер заявился, не запылился.

— Тогда принимай гостей, — сказал «Чапаев», и оба тут же поднялись в вагон. «Чапаев» скромно встал в стороне, а санитар попросил Бориску раздеться до пояса, принялся выслушивать легкие, сердце, щупал суставы, осторожно трогал многочисленные синяки и шишки, прикладывая к ним свинцовые примочки. Закончив обследование, не удержался, сокрушенно покачал головой. — Да, братишка, плохи твои делишки, не позавидуешь, однако снять с поезда, ну, никак не могу, мест в больнице нет. Тебе, брат, Банатурский, обязательно надобно добраться до места назначения. Только в стационаре, при крупном заводе можно поставить тебя на ноги. А я… могу только посоветовать: ты — ленинградец, держись! — Сунул в ладонь несколько круглых таблеток. — Сие, Банатурский, есть новейшее лекарство, называется красный стрептоцид, от всех воспалительных и прочих болезней здорово помогает, принимай три раза в день, хорошо бы еще еловый настой пить, настоящее спасение от цинги, но… все на новом месте. Будь здоров! Санитар осторожно пожал Бориске руку и спрыгнул на землю с необыкновенной легкостью, Бориске даже завидно стало. И тут вперед выступил «Чапаев», до этого молча ожидавший конца осмотра.

— Ну, Банатурский, здравствуй! — Как равному протянул Бориске сильную руку. Присел на нары, пригласил присесть Бориску. Его глаза излучали такую неподдельную радость, что, казалось, он сейчас заплачет от счастья.

— Здравствуйте, — еще раз повторил Бориска, не понимая, откуда «санитар» и «Чапаев» могли узнать про него, про фамилию. И чему этот седоусый так обрадовался?

— Позволь представиться: моя фамилия Фомичев Иван Алексеевич. Начальник здешнего эвакопункта, тоже, брат, эвакуирован из-под Кременчуга. С соседней станции нам сообщили, что в этом эшелоне следует ленинградец, которому нужна помощь. Вот я и пришел.

— Большое спасибо, только я не просил никакой помощи. — Бориска снова испугался: «Чапаев»-то, наверное, имеет право снять его с поезда. Выглянул из вагона: не возвращаются ли ребята? Вот хохоту будет, застань они здесь сочувствующих «выковырянному».