такой трагический их конец. Боже, как сложна Жизнь!".
Виктору показалось, что он что-то не так понял. Он прочитал эти строки еще и еще. Сопоставил в
уме даты преждевременных родов и своего рождения. Получалось, что этот Наследник он сам... У
него перехватило дыхание, лицо его вспыхнуло, лоб покрылся испариной. Сердце забилось тяжело и
тревожно:
— "Что за чушь! — пробормотал он. — Какой еще Петя?! Какая Катюша?! Что за ересь?!
Виктор дрожащими руками приблизил тетрадку к лицу и впился в нее лихорадочно горящими
глазами. Чтобы увериться в том, что это какая-то нелепая ошибка, он начал быстро перелистывать
страницы дневника и бегло читать все подряд. Но Анна Семеновна долго не возвращалась к этой
теме. Она писала о том, как он рос, набирал вес, как учился. Как болел скарлатиной и свинкой... И
вдруг! У него опять перехватило дыхание. Он нашел то, чего так жадно искал и так не хотел
находить... Анна Семеновна писала: "Мы решили обменять "барские покои" на небольшую квартирку
в Замоскворечье. Это необходимо сделать ради нашего малыша. Он никогда не должен узнать нашу
святую тайну".
Виктор уткнул лицо в ладони и долго сидел так, не двигаясь. Потом резко поднялся, с трудом
свернул толстую тетрадь в трубку, сунул в карман и с опаской поглядывая на спавших Машу и
Василия, осторожно вышел из квартиры. Дверь в котельную, куда направился Виктор, была еще
закрыта, знакомый ему с детства старый истопник Тихон еще спал. Виктор долго, но негромко, боясь
обратить на себя внимание, стучал в эту дверь. Ему хотелось, чтобы этот стук слышал только он сам и
старый Тихон. Наконец послышались тяжелые шаги и хриплый кашель. Тихон, не торопясь,
поднимался из подвала. Он отодвинул задвижку и отворил дверь. Увидев Виктора, приветливо
улыбнулся:
— Батюшки-светы! Витька Маркиз! Заходи дорогой, заходи, гостем будешь...
— Ты меня извини, дядя Тихон, за такой ранний визит, — говорил Виктор, опускаясь вместе с
истопником в котельную. — Я сегодня опять уезжаю, хотел что-нибудь узнать о матери... Может,
видел ты ее, разговаривал с ней в последнее время...
Они опустились в котельную и сели за самодельный дощатый столик, покрытый старой
"Вечеркой", на которой стоял жестяной чайник с остывшим за ночь чаем, такая же кружка и блюдце с
несколькими кусочками сахара.
Тихон закурил, помолчал и вздохнул:
— Я ее часто видел, скучала она по тебе... Собиралась поехать навестить, да вот, видишь, не
привелось...
Слушая Тихона, Виктор приоткрыл дверцу котла и задумчиво глядел на гудящее там яркое пламя.
Потом быстро вытащил из кармана свернутую в трубку тетрадь и бросил ее в огонь. Прикрыв дверцу
котла, повернулся к Тихону и сказал:
— Извини, дядя Тихон, что разбудил в такую рань.
Старик махнул рукой.
— Да будет тебе, Витя. Ты скажи-ка лучше, как с квартирой-то будет? Не отберут?
— Да нет, не должны, — рассеянно ответил Виктор, думая совсем о другом... а в сущности зачем
она теперь мне?
— Ну ты не глупи, малец, — нахмурился Тихон. — Здесь твой отцовский дом. Понял? Москва она,
брат, всегда Москва...
Виктор попрощался со старым истопником, быстро вбежал по крутым ступеням лестницы и
остановился на пороге котельной, облегченно вздохнув полной грудью, подставил разгоряченное
лицо свежему предрассветному ветерку.
* * *
Собирая вечером в дорогу вещи, Виктор снял со стены портрет Георгия Николаевича и Анны
Семеновны и, упаковывая их в чемодан вместе с альбомом и папкой с пожелтевшими письмами и
мандатами, сказал:
— Отец и мать должны быть с нами!
— Конечно, — ответила Маша, — и этот зверь тоже, — показала она пальцем на большого
плюшевого Мишку, который сидел на пуфике и глядел на них грустными глазами.
Маша взяла его на руки и потрепала за мохнатое ухо:
— Тебе здесь, дружок, одному делать нечего. С нами тебе будет лучше...
* * *
Виктор Дружинин лежал на верхней полке и смотрел на быстро проносящиеся мимо верстовые
столбы, медленно плывущие вдали леса, поля, деревушки. Внизу пили чай и негромко беседовали
Маша и Василий.
Поезд шел с большой скоростью, вздрагивая на стрелках и оглашая окрестность протяжными
тревожными гудками. В стремительном перестуке колес Виктору явственно слышалось: "На-след-ник
, "На-след-ник", На-след-ник"... Это слово с тех пор, как он прочитал дневник Анны Семеновны, не
давало ему покоя. Радостный крик ее души не мог победить в нем чувства ревнивой и горькой обиды.
Читать дальше