Владимир Малыхин - Наследник

На кого, он и сам того не ведал...

Убаюкивающий перестук колес постепенно терял для него навеянный тяжелыми думами смысл.

Виктор впервые за последние дни и ночи забывался в тревожно-чутком полусне. Поезд шел на

Восток.

* * *

Был зимний солнечный воскресный день пятьдесят первого года. Виктор и Маша проводили его у

Татьяны Михайловны и Арменака Макаровича Погосьянов. Хозяину дома в этот день исполнилось

семьдесят. Читатель, очевидно, помнит, как в суровые октябрьские дни сорок первого Георгий

Николаевич Дружинин уговорил их уехать в эвакуацию с его заводом. С тех пор и жили они в том

небольшом сибирском городке. Как и многие другие заводчане, они жили на квартире в деревне

неподалеку от городка. Летом Арменак Макарович ездил на работу на велосипеде, а зимой — на

"рабочем поезде" из трех вагонов, который курсировал здесь утром и вечером по специально

протянутой узкоколейке.

Виктор и Маша любили бывать у них в избе.

— Я здесь чувствую себя, как в родном доме, — сказал однажды Маше Виктор, — только в глаза

Татьяны Михайловны смотреть нет сил, они у нее, как неподвижные лесные озера.

— Ты прав, — грустно сказала Маша, — а когда она смотрит на портрет Гургена, я готова реветь

белугой.

* * *

Их единственный сын, закадычный друг Виктора Гурген, погиб в последние дни войны под

Берлином. Эта трагическая весть потрясла Татьяну Михайловну и Арменака Макаровича. Она

надолго слегла в больницу, а он за несколько дней поседел, как лунь и все ночи проводил у ее

больничной койки. Виктор тоже очень тяжело переживал гибель своего лучшего друга и долго не мог

осмелиться навестить стариков. Когда, наконец, решился на это, он опустился на колено перед

Татьяной Михайловной и со слезами на глазах произнес: Мама Гургена — моя мама. Если не

возражаете, я теперь буду Вас так называть. Можно? — Она погладила его по голове, потом прижала

к груди и прошептала: — Спасибо тебе, сын мой, у тебя благородное сердце, недаром наш Гургенчик

любил тебя, как родного брата.

* * *

Перед обедом Виктору захотелось пробежаться на лыжах.

Справа тянулся густой хвойный лес, а слева, до горизонта, сверкала голубыми и золотистыми

солнечными зайчиками снежная равнина. Он шел на лыжах и поглядывал на покрытые снегом

тяжелые ветви сосен и елей. Вдруг ему вспомнились пушкинские строки: " ...там чудеса; там леший

бродит, русалка на ветвях сидит. ." — Хорошо бы забраться в какую-нибудь лесную избушку на

курьих ножках, — подумал он, — и, как мечтал поэт Саша Черный, проспать там без снов и,

любопытства ради, проснуться лет через сто...

Эти невеселые мысли пришли к нему не случайно. Прошедший год был для него трудным. В

январе его назначили начальником механического цеха — самого крупного на заводе. Работы было по

горло, он пропадал на заводе с утра до вечера, хотел доказать, что в нем не ошиблись. А тут еще

очередная весенняя сессия в заочном институте. Учился он все эти годы нормально, переходил с

курса на курс без "хвостов". Но на этот раз ему не повезло, не сдал экзамен по политэкономии.

Новым и, пожалуй, самым тяжелым ударом судьбы в том году было для Виктора и Маши

окончательное заключение видного новосибирского профессора-гинеколога о том, что Маша не

сможет больше стать матерью. Узнав об этом, Маша долго была в таком угнетенном состоянии, что он

боялся, как бы она не наложила на себя руки. Однажды он ей сказал: — Хочешь усыновим какого-

нибудь очаровательного пацана или курносую девчушку? — Она ничего не ответила, только глубоко

вздохнула и зябко потуже натянула на плечи пуховую шаль. А он в тот момент с грустью подумал: —

Два приемыша в одной семье!

О тайне своего происхождения он Маше до сих пор не рассказал. Почему он и сам не мог себе

этого толком объяснить. Он не однажды хотел ей рассказать свою родословную, но всякий раз его

сдерживала мысль о том, что сразу же что-то в нем сломается и рухнет, как дерево, у которого

подрубили корни.

...Виктор взглянул на часы: близился час семейного застолья, посвященного юбилею Арменака

Макаровича.

Он обогнул маленькое, похожее на неглубокую тарелку замерзшее озерцо и широким шагом

заскользил по своей прежней лыжне в обратную сторону.

* * *

За праздничный стол Татьяна Михайловна и Арменак Макарович пригласили и хозяев избы, с

которыми все эти годы жили в мире и дружбе. Виктор и Маша были с ними тоже давними знакомыми.