Владимир Малыхин - Наследник

— Пиши, Витенька, чаще, — быстро говорила Анна Семеновна, — и никогда не теряй головы! Ты

слышишь? На фронте надо иметь холодный рассудок. Война — это не игра в казаки-разбойники! Ты

меня понимаешь?

— Конечно, мама.

— Но почему же ты улыбаешься?

— Можно подумать, что ты сама всю жизнь провела в боях и походах, — засмеялся он, прижимая

ее к своей груди.

— О! Какой же ты еще ребенок! — прошептала она.

Маша молча стояла рядом и почти не мигая, смотрела на Виктора.

Неожиданно по радио хрипловатый и совершенно равнодушный ко всему на свете женский голос,

объявил отправление. Проводница захлопнула свой черный клеенчатый "талмуд" и громко объявила:

— Товарищи-граждане! Поезд отправляется! Отъезжающие быстренько в вагон!

— Быстренько! — Анна Семеновна порывисто прижала голову Виктора к груди. Он поцеловал ее

и стал осторожно высвобождаться из ее дрожащих рук.

Ему помогла Маша, испуганно воскликнув:

— Ой, поезд тронулся!

Только после этого Анна Семеновна очнулась и выпустила Виктора, который тут же попал в

объятия Маши:

— Пиши чаще! Буду очень ждать! — быстро шептала она, — буду всегда тебя очень ждать!

Виктор поцеловал ее в соленую от слез щеку и вскочил на подножку вагона.

Анна-Семеновна и Маша долго шли по перрону за поездом, натыкаясь на других провожающих,

посылая Виктору прощальный привет простертыми к нему и небу ладонями. Он тоже долго махал им

кепкой и вошел в вагон лишь после того, как их две маленькие фигурки слились с другими, а потом

растворились вместе с ними в серой дымке. Уже дробно стучали колеса, в окнах вагона замелькали

столбы, будки стрелочников, шлагбаумы. Пассажиры стали обживаться, кто-то стелил постель, кто-то

собирался ужинать, из соседнего купе послышалось щелканье фишек домино. Виктор почувствовал

усталость. День был суматошным. Сначала проводы в цехе, напутствие Андреича и первый в его

жизни полный стакан водки за Победу. Потом проводы дома, правда без водки, но тоже с

напутствиями и что хуже всего — со слезами.. Виктор постелил постель, залез на свою вторую полку,

закутался в одеяло, согрелся и сразу уснул.

* * *

Проводив Виктора, Анна Семеновна и Маша приехали на Ордынку.

— Ты, Машенька, немножко помечтай здесь на диване, — сказала Анна Семеновна, — а я

поставлю чайник и приготовлю что-нибудь на ужин.

— А я пока заведу его любимую пластинку. Можно? — спросила Маша.

— Ну, конечно, — погладила ее по плечу Анна Семеновна, — ты имеешь в виду "Брось сердиться,

Маша, ласково взгляни"? — грустно улыбнулась она.

— Да, — смущенно ответила Маша, — но, может быть... она Вам не нравится? Тогда можно...

другую.

— Ну, что ты, что ты! — воскликнула Анна Семеновна, — это и моя любимая! У меня с ним

совершенно одинаковый вкус...

Потом они пили чай и тихо беседовали, вспоминая мирные дни, школьные проделки Виктора и его

друзей. Маша вспомнила их дуэт на вечере самодеятельности, после которого его нарекли Маркизом.

Задумчиво помешивая ложечкой чай, Анна Семеновна стала вспоминать и свою молодость. И

разоткровенничавшись, рассказала даже о том, как первый раз в жизни по уши влюбилась в молодого

аптекаря, очень похожего на Чехова...

Увлекшись воспоминаниями, она достала альбом фотографий и кадры семейной хроники,

сопровождая рассказами о грустных и забавных эпизодах их жизни. Они разыскали и с интересом

долго разглядывали фотокарточку, на которой был весь 7-й "Б", вместе со своим классным

руководителем — историчкой Лидией Дмитриевной. А над их головами во всю стену висел плакат, на

котором огромными буквами было написано: "Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое

детство!" — Перелистывая альбом, Маша обратила внимание на то, что многие "окошечки" альбома

пустовали. Она поняла причину и вздохнула:

— Они похожи на закрытые ставнями окна.

— Увы... — тоже вздохнула Анна Семеновна, — мне они больше напоминают тюремные оконца.

Но вот это фото никогда не покинет своего места! Никогда! — сказала она, гладя рукой фотографию,

на которой был изображен молодой человек в полосатой арестантской робе и в шапочке без козырька.

— Это мой бедный брат на царской каторге. Ты, видимо, слушала от Виктора о его судьбе...

— Да, да, — прошептала Маша, — я знаю... - Анна Семеновна долго молча смотрела на лицо

брата, продолжая гладить фотографию, потом тяжело вздохнула: — Его давно уже нет в живых...