Михаило Лалич - Облава

Вместо молитвы в памяти вдруг возникла давно забытая детская песенка:

Неду обуял страх: ей почудилось, будто кто-то ее голосом, ее дыханием, передает наказ темных сил, которые ненавидят все живое и ее еще не родившегося ребенка. Эти силы ее откуда-то знают и грозят ей — требуют выкупа. Какого выкупа? Разве им мало того, что она мучается, теряет рассудок и губит свою жизнь в незнакомых пустынных лесах, что она ходит по краю бездны?

Забытая песенка, упорная, как осенний дождик, снова всплыла в памяти:

Неда попыталась вспомнить другие песни, все равно какие — лишь бы выбить из головы, позабыть о зловещем мороке, убежать от него, но песенка не отставала ни на шаг. Отвязалась она только тогда, когда Неда, перейдя мост, уже на нивах возле Тамника, услыхала далекий собачий брех с плоскогорья. «Это уже не на меня лают, — подумала она, — и не на старика, а на облавщиков. Либо собирают облаву, либо уже пошли, надо поскорее разыскать этих несчастных, разбудить, прежде чем те нагрянут… Пусть Ладо уходит, пусть все уходят, а я уж не смогу с ними. Меня пусть ловят, наплевать. Меня замучают, и ребенка во мне замучают. Что делать? Кто-то всегда должен платить».

Так добрела она до Поман-воды, перешла через мостки и углубилась в дремучий, вековой лес. Понимая, что партизанская землянка, если она где-то здесь, должна быть в стороне от проселка и тропы, Неда остановилась. Трудно было оторваться от привычного мира — все равно что прыгнуть в бездонную пропасть. Она колебалась, пока не сказала себе: «Так ведь я уже прыгнула, давно шагнула в недозволенное, еще в ту ночь в Яблане, когда мне с Ладо было так хорошо. Мне было хорошо, и я знала, что придет час расплаты, вот и плати». И Неда ступила в нетронутый снег, сначала одной ногой, потом другой. Кончено: оторвалась от берега! И, боясь, как бы врожденное малодушие не заставило ее вернуться, заспешила, не оглядываясь, вперед. Она спотыкалась, раз даже упала на колени, а когда вставала, ей показалось, будто окружающие деревья смотрят на нее с холодным удивлением, словно она забрела туда, где ей не место.

Неда шагала прямо через лес, почему-то ее тянуло влево, и она упорно сворачивала вправо. Вскоре она подошла к отвесному берегу ручья. Прислушиваясь к клокотанию воды, она вдруг уловила запах сырой обуви. Но запах в тот же миг растворился в воздухе. Она кинулась направо, потом налево, а когда ощутила его снова, уже не знала, действительно ли пахнет кожей или это плод ее фантазии. «Может, просто от меня потом пахнет», — подумала она. Неда двинулась дальше, но вернулась, не в силах сразу уйти с этого места.

— Ладо, — позвала она тихо, чтобы не слышал тот, кому не следует.

Она застыла в ожидании ответа. В селе залаяла собака, ей отозвалась другая, третья, и собачий брех потянулся вдоль всей долины за гору. С неясным чувством, что неверным движением стронула с места огромную, незнакомую машину, которую уже не остановить, Неда, скользя и падая, испуганно кинулась прочь. Стволы деревьев слились перед ней в сплошную черную стену, она слепо на нее кидалась, а когда хотела прислониться к ней и передохнуть, падала на землю. Наконец она остановилась, с трудом переводя дух и боясь потерять последнюю крупицу здравого разума, который вел ее сквозь эту темень. Все тело болело, кашель раздирал горло, но кашлять она не смела. Прижав голову к стволу дерева, Неда зажала ладонью рот и заплакала:

«Ладо, горькая ты моя доля, ты для меня никогда бы этого не сделал! Никогда! Никто из вас ради женщины этого бы не сделал. Твердокаменные вы — счастье ваше, что вы такие бесчувственные!»

Немного передохнув, Неда пошла дальше и вскоре оказалась в ровной низине, которая лет двести с лишним тому назад получила название Дервишево ночевье по имени дервиша Джафера Шамана из Гркиня. Вдруг ей почудился запах ракии, и одновременно шагах в десяти от себя она увидела островерхую землянку. Неда подошла ближе, и землянка распалась у нее на глазах, обратившись в треугольник неба между двумя стволами. И запах, такой, как ей показалось, явственный, тоже сгинул, словно призрак. Стараясь снова его уловить, она стала кружиться на одном месте, подняв голову и спотыкаясь на неровной почве. Она выписала на снегу сначала два круга, потом восьмерку, но так ничего и не обнаружила. «И запахи, — подумала она, — точно призраки, один обман. Это меня лукавый морочит, чтобы подольше задержать. Ракия — его выдумка, больше меня этим не проведешь».