Сергей Самсонов - Соколиный рубеж

По радио кричали об огромных, катастрофических потерях красных полчищ, о беспримерном героизме панцер-гренадеров и фольксштурмовцев, поджигающих русские танки, защищающих собственных жен и сестер, которых идут обесчестить клыкастые нелюди, о железной стене, нерушимой преграде на пути твердолобой большевистской орды, – но льющийся из репродуктора голос, исполненный звенящей убежденности в Endsieg, все чаще заглушался отдаленным раскатистым, давящим гулом канонады. Со стороны Троппау, Ольмюца и Штернберга нескончаемо плыл громовой этот гул, столь могучий и плотный, что казалось, снаряды и бомбы взрываются за ближайшим лесистым хребтом, и чугунной волной обносил и давил Матса Шмельцера страх.

Но сейчас лишь гудки паровозов прорезали и рвали настоявшуюся тишину; накаленное желтое солнце лупило лучами ноздреватый, зернистый, проседающий снег, творя свою извечную, столь милую крестьянской душе Матса Шмельцера незабываемо прекрасную работу – освобождения настуженной земли. Пахло талою сыростью, прошлогодней травою, истлевшей листвой, и белобрысый лопоухий Шмельцер безотчетно улыбался…

Улыбался, пока на опушке соснового вальда не возник сановитый штабной «мерседес» и со злобным урчанием не рванул по кисельной дороге – весь, по самые кромки бортов, безобразно забрызганный желтой сопливою глиной. Следом, брызгая комьями снега, катил мотоцикл с пулеметчиком в люльке. «Мерседес» чуть не смел полосатый шлагбаум, и раньше, чем врезался в уши протяжный, не терпящий промедления гудок, Шмельцер начал вытягиваться перед двумя сидевшими в кабриолете офицерами СС.

Свежевыбритый до синевы штурмбаннфюрер столь привычно и коротко дернул рукою в перчатке, что фельдфебель Боровски метнулся к нему, как собака.

– Дайте мне провожатого в штаб генерала фон Мюллера. Молчать! Выполнять!

Надо было, конечно, дерзнуть попросить предъявить хоть овальные Dienstmarken [80], но такие презрение и холодная ярость растекались от этих двоих, словно в одних кальсонах на морозе перед ними ты стоял.

– Герр штурмбаннфюрер, извините… – залепетал Боровски, ощутимо вздрагивая, и, уничтоженный молчанием, неподвижностью смотревшего мимо него офицера, наткнулся потерянным взглядом на Матса. – Эй, Шмельцер, ко мне! Покажи господам офицерам дорогу к вокзалу! Живее, живее!

Не осмелившись влезть, попроситься в машину, Матс вскочил на подножку, и кабриолет, чуть не сбросив его, дернул с места. Покатил мимо красных пакгаузов с деревянными сходнями.

– Направо, прошу вас, – «скомандовал» Матс, в упор разглядев офицера на заднем сиденье, его прорезиненный плащ, фуражку с серебряным черепом, перчатки шагреневой кожи, на миг удивившись и не удивившись нездешнему очерку скул, вобрав неделимый и смутно тревожащий запах костерного дыма, смолистого лапника, горькой земли, проеденной порохом кожи – далеких путей, человека из леса, тот запах, который, казалось, не мог быть присущ лощеной эсэсовской шишке, надушенной одеколоном…

– Дерьмо! – ругнулся смуглый офицер, гадливо поморщившись от промедления, и Шмельцер мгновенно расстался с туманной и слабой тревогой. – Останови, кретин, куда ты прешь? Прижмись к обочине и лучше сразу развернись. Придется пешком.

Впереди был затор из сигналящих грузовиков.

– Давай, проведи нас короткой дорогой, приятель.

– Так точно, прошу вас за мной.

Почуяв, что лицо его невольно расползается в подобострастной и униженной улыбке, Матс ринулся вперед сквозь толчею, успев разглядеть и второго – высокого оберштурмфюрера с широкими покатыми плечами, с голубыми глазами, ломающими встречный взгляд и принуждающими каждого к заведомой покорности, с обезжиренным серым лицом, которое можно бы было назвать изможденным, если б не было именно выжжено или выдержано на огне, точно балка томленого дуба.

Шмельцер даже подумал, что этот эсэсовец возвратился оттуда же, откуда и подернутые пеплом ужаса и боли мертвоглазые фронтовики, но в отличие от тех этот будет стоять до последнего. «И всех нас, как баранов, погонит, – неприязненно и обреченно поежился Матс, сжавшись так, словно голубоглазый мог почувствовать злобу его. – Тут хоть обмарайся от страха, а все равно пойдешь вперед, когда такой вот дышит в спину».

На станции творился умный машинно-муравьиный хаос: танкисты в своих черных комбинезонах и пилотках, подобно уличным регулировщикам, руководили рычагами и механиками; блестящие новенькой краскою «панцеркампфвагены», фырча и выметывая к небу клубы сизых выхлопов, сползали по сходням с массивных платформ и продвигались вереницей на переобувку с почти еще девственных транспортных гусениц на боевые. Не далее как два часа назад Боровски и Шмельцер застыли навытяжку обочь кортежа генерала фон Мюллера, приехавшего лично, чтобы криком ускорить эту экстренную выгрузку.