Герман Нагаев - Второй фронт

— Кончится собрание — и придет…

— Замечательно, Ваня! Я сейчас маме скажу. Мы все устроим…

— Возьми новый сервиз, чтоб все было честь честью…

Тима был старший инженер-технолог — Петр Лукич Тимаков. «Тимой» его прозвали еще в институте, где он учился вместе со Смородиным. Вместе они ездили за границу, вместе уже много лет работали в отделе главного технолога. Были друзьями, но встречались семьями только на даче, и то больше на озере или в лесу, когда ходили за грибами.

Тима увлекался рыбалкой, и у него была моторная лодка. Это обстоятельство и покладистый, общительный характер сблизили его со многими людьми на заводе. Но ближе всех Тима сошелся со Смородиным, хотя совсем они не походили друг на друга.

Сегодня они оба были в механосборочном цехе и, возвращаясь в отдел, разговорились о событиях на заводе.

— Так ты ничего не знаешь, Иван, о сегодняшнем партсобрании? Тебя не приглашали?

— Собрание же закрытое… а я, как ты знаешь, беспартийный.

— Жалко… Говорят, будут «прорабатывать» Сочнева.

— Это за что?

— А что угодничал перед Шубовым и запустил партийную работу…

— Этого стоит пропесочить. А еще что?

— Будет серьезный разговор о танках. Очевидно, достанется всем. Придет сам Сарычев.

— Если коснется нас, ты мне расскажи. Может, зайдешь после собрания?

— Ладно, зайду, — пообещал Тима.

Его ждали долго. Раза два подогревали самовар. Тима заявился только в половине одиннадцатого.

— Ну, дела! — оживленно заговорил он, раздевшись, двумя руками отводя назад темные, густые волосы с одутловатого, простоватого лица с толстыми губами и круглым носом, похожим на печеную картофелину. — Сочнева расчихвостили в пух! Приняли решение: за развал партийной работы освободить от обязанностей секретаря и послать на фронт!

— Ого! — удивленно приподнял брови Смородин. — Значит, и другим бездельникам теперь поблажки не будет.

— Пусть не ждут! Вопрос поставлен жестко. Коммунисты должны возглавить борьбу за танки.

— Значит, меня снимут? Я же беспартийный…

— Тебя похвалил Махов. И хорошо говорили североградцы.

— Вот уж не ожидал от них, — добродушно усмехнулся Смородин. — Садись-ка, Петр, к столу. Заждались тебя.

Он открыл балконную дверь, в которую пахнуло холодом, и поставил на стол запотевшую бутылку водки.

— Еще московская! Довоенная…

— Вижу! — одобрительно улыбнулся Тима.

Тут же появились соленые огурчики, маринованные рыжики, пышущие жаром пирожки и всякая домашняя снедь.

Принаряженные женщины, зная, что Тима пришел по делу, подав закуски, сразу удалились в кухню.

Выпив по стопке, друзья опять разговорились о заводских делах, об американских заводах, о технологии…

Только в первом часу ночи Тима, уже основательно захмелевший, собрался уходить, но вдруг спохватился:

— А у меня ведь к тебе дело, Иван.

— Что такое?

— Я тебе говорил, что Шубов перед отъездом звал меня на Алтай? Я тогда сказал, что подумаю…

— Да говорил. Так что же?

— Прислал письмо — очень зовет.

— Хочет сесть на твою шею?

— Не знаю…

— А я знаю. Пошли его к черту! Пусть сам работает… И гордость должна у тебя быть. Гордость за порученное дело! Мы делаем танки — что может быть важней в эти дни? Можно сказать — участвуем в великой битве. Понимаешь?

— Понял! Пошлю его… — Тима обнял друга, и они вместе пошли в переднюю…

Испытания первого тяжелого танка, собранного на Урале, прошли успешно. Махов и Ухов вернулись с танкодрома, наспех отведенного пустыря, пересеченного неглубокими заснеженными овражками и поросшего кустарником, уставшие и продрогшие.

Махов попросил Ольгу Ивановну принести горячего чая.

— Ну, Леонид Васильевич, не для комиссии, а для меня выкладывай свое мнение совершенно чистосердечно.

— Я и там не пытался хитрить, Сергей Тихонович. Мы же головой отвечаем за каждый танк… Как и там скажу: двигатель тянет хорошо, но коробка скоростей беспокоит… Когда Клейменов делал круг во дворе, я еще тогда побаивался… Но парень опытный. Вел хорошо. Я просил отца прислать его ко мне. Он воевал в нашем танке и ремонтировал КВ на фронте. Знает все слабинки.

— Да, коробка скоростей и меня беспокоит. Надо бы ее переконструировать.

— Я как-то говорил Колбину, еще в Северограде, — он отмахнулся… Правда, было не до этого… А вторично поднимать тот же вопрос мне неловко… Может, ты сам поговоришь, Сергей Тихонович?

— Обязательно поговорю… А ты вызови этого Клейменова. Он должен многое знать.