Дмитрий Ли - Журавли покидают гнезда

Мать уже смирилась с тем, что не увидит больше Бондо. Она успокаивала себя. Ведь они заверяют, что девочка получит все необходимое для жизни, значит, не нужно убиваться. Сколько всего пережито, выстрадано… И все же, когда учитель перечитывал письмо, ее сердце немело, как прежде.

Уже неделю назад покинули свои гнезда последние журавли. Они улетели не сразу, еще долго кружились над долиной, прощаясь с летом, с местами, где вскормили детенышей. Далеко на юге, рядом с солнцем и сочной травой, проведут они зиму. А у Денними нет крыльев, поэтому она останется здесь, в своей фанзе, без пищи, с голодным ребенком. Хватит ли у нее сил выстоять и эту зиму?..

Сыпал мокрый снег. Парусиновые синни [25] Легкая обувь. , подаренные женой Макуры, размякли и расползлись по швам.

Сгустились сумерки, и на ветвях застыла капель. Перестали горланить вороны, и затихли вдали собаки. Сквозь прозрачные облака пробился и слабо осветил долину молодой месяц. Только теперь, подстегнутая беспокойством об Эсуги, Денними встала и поплелась обратно к деревне.

Войдя в фанзу, она увидела свекровь, сидящую подле Эсуги.

— Я рада вас видеть, — сказала Денними, раздеваясь. И по тому, как свекровь поглядела на нее, поняла, что пришла та не с добрыми намерениями.

— Это правда, что ты продала маленькую? — спросила она чужим от волнения голосом.

— Я ее устроила в концерн, — ответила Денними. — Там девочке будет лучше… — Поколебавшись, достала из-под тюфяка письмо, подала свекрови: — Получила оттуда…

Выхватив из ее рук письмо, свекровь в гневе разорвала его на мелкие кусочки, швырнув в лицо Денними:

— Бедный Чунами! Знал бы он, на какое чудовище променял свою мать! О небо! За что же ты послало моему сыну эту женщину?

Денними собрала клочки письма, положила под тюфяк. И сказала сдержанно:

— Не говорите такие слова…

— Ты мне рот не затыкай! — заорала мать Чунами, поднимаясь. — Ты убила моего сына, продала его дочь! И хочешь, чтобы я молчала? Пусть меня сразит гром, если я еще раз ступлю на порог этой фанзы! Но прежде — я расскажу всем людям о том, какая ты есть…

— Замолчите, или… — Денними прикрыла ладонью рот, боясь дерзких слов, которые неудержимо рвались из груди.

Свекровь, привыкшая видеть невестку покорной, обомлела.

— Конечно, теперь мы тебе не нужны. Теперь тебе нужно другое. Слышала, почему тебе японец казну доверил!

— Уходите, — сказала Денними холодно.

— Я прокляну тебя, — прохрипела свекровь, отыскивая у порога свою обувь.

— Я уже проклята небом, — отозвалась Денними, опускаясь на циновку.

— Ты еще долго жить будешь! — не унималась женщина. — Небу не угодны такие, как ты!..

— Это верно, — согласилась Денними. — Я буду жить. Я еще не до конца испила горе.

— Скажи уж лучше, что тебе нужно сожрать и эту девочку! — ледяным голосом прошептала свекровь, тыча пальцем на Эсуги. — Но тебе это не удастся, я заберу ее к себе. А ты найди что-нибудь полакомее. Ты ведь этого хотела, избавляясь от Бондо! Пусть будет так и пропади ты не своей смертью!

С этими словами она подскочила к Эсуги, желая увести ее с собой.

А та, пытаясь вырваться из цепких рук бабушки, упиралась, готовая разрыдаться.

— Оставьте ее, — строго и настойчиво сказала Денними. — И уходите быстрее, пока я не позвала соседей!..

— Соседей? — Свекровь плюхнулась на тюфяк и подбоченилась: — Зови, всех до одного зови! Я им расскажу сказку про тигрицу, сожравшую своего детеныша. Не поверят ведь этому! Ты лучше скажи: зачем тебе Эсуги? Тебе нужны деньги? Я дам их. Не меньше других дам. Сколько она стоит?..

Ни в одном слове свекрови не было и частицы правды, но они жалили, проникая в самое сердце Денними. Надо было возразить, объяснить все как есть или молча выслушать оскорбления — и она ушла бы без обиды, но сил не было ни говорить, ни выслушивать ее. Ловя ртом воздух, Денними позвала Эсуги. Девочка вырвалась из объятий бабушки, бросилась к матери и прижалась к ней.

— Ты меня не бойся, — сказала свекровь, снова подходя к Эсуги. — Я детей не продаю. А твоя мать продала сестренку. И с тобой то же будет.

— Неправда, — едва слышно прошептала Эсуги, недоверчиво глянув исподлобья на бабушку.

— Тогда скажи: где твоя сестренка? Молчишь? А ты спроси омони. Спроси, куда она подевала Бондо? Вот когда узнаешь — сама придешь к своей бабушке.

Свекровь ушла.

— Она ушла, — сказала Эсуги, глядя на мать все еще перепуганными глазами. А потом присела около нее и, опустив голову на ее колени, задумчиво спросила: — Омони, ведь правда Бондо уехала учиться?