Петр Волкодаев - Чей мальчишка?

Сидит на кровати Якуб, сам с собой разговаривает. Вставать рано. Вон какие лохматые тени по углам копошатся. Значит, рассвет где-то за Друтью замешкался.

Снова набил трубку самосадом. Пыхает. Где-то под печью мышь-домовница скребется. Раньше в чулане промышляла. Чудится старику, кто-то на чердаке топчется. Шаги тяжелые. Так и кряхтит потолок, охает глухо.

Спохватился дед Якуб — на чердаке табак висит в пучках. Ворует кто-то. Сенцы вечером вроде запирал на засов. Видно, через лаз под стрехой проник, ворюга. Оставит без курева.

Слез с кровати дед Якуб, поддерживает рукой холщовые подштанники. А тот уже в сенцах шарит. Рукой по двери шаркает. Скобу дверную, видно, ищет впотьмах.

Не успел старик подойти к порогу, как дверь отворилась и в избу вошел человек с автоматом в руке.

— Не спишь, Якуб?

В голосе знакомая хрипотинка. Осмелел старик. Оторопь прошла. Ощупывает взглядом плечистую фигуру.

— Кастусь… Ты? — заворчал старик с укором. — Постучал бы. А то вишь как подкрался. Напугал чуть не до икоты…

— Патрули ходят по улице, — оправдывался Кастусь. — Услышат…

— Патрули? — удивился дед Якуб. — Не было их тут…

— Смотри в окно, сейчас обратно пойдут мимо избы.

— Первую ночь тут шлендают… — Старик вглядывается в окошко, за которым в густой неподвижной темноте проплыли два черных силуэта. — Раньше не примечал. Ишь, сколько развелось их в Дручанске, патрулей-то. Неспроста, видно. Что-то чует рыжая собака! Мейер этот…

— С перепугу он, — заметил Кастусь и засмеялся.

— Может, и с перепугу, — согласился дед Якуб и начал суетливо одеваться. — Вон как шугнули полицаев! До самого Дручанска в исподниках улепетывали. Небось у фрицев поджилки тоже трясутся. Новый бункер поставили за баней возле больничного проулка. Сказывают, пушку приволокли туда и пулеметы… А ты садись, садись. Чего стоишь? Ближе к столу. Огня не буду вздувать. Впотьмах попотчую тебя.

— Я не пировать пришел, — сказал Кастусь, положив на лавку автомат. — За баней, говоришь, бункер-то? А еще где?

— Около комендатуры да на западном выезде…

— Это старые бункера, — перебил Кастусь, — я про них знаю.

— В других местах не примечал.

— Примечать надо… — Кастусь встал с лавки и зашагал по избе. Под его ногами закряхтели старые половицы. — Вот что, Якуб. Есть важное дело…

Он сел опять на лавку, смотрит в окошко. Из-за хвойных сумеречных урочищ в Дручанск бредет рассвет. Взъерошенный и мокрый, он раскачивает голые кусты смородины на дворе у деда Якуба.

Недавно протопали мимо окон патрули. Исчезли. А вон еще немцы возле крайней избы появились. Идут вдоль улицы гуськом — один за другим. Одиннадцать автоматчиков. Двенадцатый несет на плече ручной пулемет. Видно, где-то за пряслом лежали. В засаде…

Дед Якуб сосет чубук березовой трубки, спрашивает вкрадчиво:

— Может, я пригожусь?

Кастусь не отзывается. Что-то обдумывает.

— Да, придется тебе… — Разведчик упорно смотрит прямо в глаза старику, словно через них хочет заглянуть в душу.

— Сказывай! — требует дед Якуб.

— Не спеши. Дело-то серьезное. Тут сапожник есть на Каланчовской улице. Мастерскую свою открыл…

— Знаю, знаю! Как же… — живо отозвался дед Якуб. — За каланчой его мастерская. Каблуки мне к ботам подбивал. Обходительный такой. В очках. Бородка рыжая…

— Подожди. Выслушай сначала. Пойдешь к нему и скажешь вот что…

Старик трижды повторил пароль. Стал собираться в опасный путь. Кастусь напутствовал:

— Получишь ответ на пароль, говори с ним начистоту. Мол, из леса пришел человек. Пускай без проволочки назначает место и время встречи…

На улице замаячили фигуры прохожих: кончился запретный час. Значит, можно выходить за ворота.

Дед Якуб повесил замок на сенцах и ушел со двора с голенищами под мышкой, задиристо выставив вперед седую взъерошенную бороденку.

Кастусь тревожным взглядом проводил старика. Сделает ли он все как нужно? Как бы не засыпался. Уж очень балагурист старик. Не в меру…

Давно скрылась в проулке приземистая фигура деда Якуба, а Кастусь все стоял возле окошка, зашторенного порыжелой марлей.

Вот уже и возвращаться пора старику. Ждет Кастусь. Сквозь марлевую занавеску поглядывает на знакомые избы, потемневшие от непогоды. Вот с краю родное подворье. Над крышей вьется дымок. Мать затопила печку… Колодезный журавель на дворе два раза низко поклонился. Воды зачерпнула. Принесет в избу, чугунки с варевом поставит на загнетку. В мыслях Кастусь видит каждое движение матери. Эх, хоть бы одним глазом глянуть на старушку! Нельзя…