Александр Бабин - Узник концлагеря Дахау

Вылез из погреба, пошел к крыльцу, как раз во двор заходили родители Татьяны и ее братья.

– Ребятишки, а вы что не спите, в такую рань встали?! – поприветствовал он их.

– Дядя Ваня, мы пришли вас проводить, – ответил младший из братьев Афоня.

– Тогда я вам дам наказ! У меня на речке у нашего огорода две корчашки стоят, так вы их снимите, некому их проверять, а то рыба протухнет.

– Мы щас сбегаем, – и братья нырнули со двора.

Тесть Ивана тут же вслед ребятишкам пошутил:

– Им только скажи слово «рыба» и как корова языком слизала. Дружки твои подошли, у дома деда Самойла стоят. Ждут. Всем селом проводим.

– Вот еще людей утруждать, – Иван стеснительно ему ответил…

Автомобиль ГАЗ – АА или, как в народе его называют полуторка, остановился посередине порядка, напротив дома деда Самойла. Он сидел на лавочке, окруженный парнями. В кузове находились несколько призывников и с ними за компанию председатель колхоза.

– Василий Степанович, это что получается и тебя в армию забрили, так и меня бери к себе ординарцем! – дед Самойл решил подбодрить будущих воинов.

Молодежь засмеялась.

– Так ты на коня без табуретки не залезешь, если что стремя до копыт опустить, – ответил председатель также шуткой.

– Что-что, а на бабу залезаю жеребцом, – похвалил себя «ординарец». Молодежь еще громче засмеялась.

– Ну-у тогда скорей беги к супруге, скажи, чтобы галифе и хромовые сапоги из сундука доставала, не по форме ходишь летом и в валенках, – ответил председатель, слезая с кузова. – Мужики, Иван не подходил, – не успел договорить, как из своих ворот вышел Иван в окружении родных. На его плече висел мешок. Подойдя к машине, поздоровался:

– Здорово, мужики!

Призывники вразнобой с ним поздоровались.

Иван сначала попрощался с дружками, затем с родителями Татьяны, погладив по головам Афоню и Ивана.

– Ребята, дедушку Самойла рыбой подкармливайте, он из гольянов пироги любит. Сосед, пообещай, что меня дождешься, не умирай. Договорились?!

– Щас точно не помру. Бей германца, как я его бил, бежал, только пятки сверкали. Сам бы пошел на войну, да вот ноги, – показав на них рукой.

Иван обнял свою мать. Сдерживая себя, чтобы не заплакать, прошептал:

– Мама, я тебя сильно люблю, не обижайте Татьяну.

– Что ты, сынок, об этом и не думай, береги себя, – теплыми словами обласкала сына.

Ей стало плохо, дружки Ивана, взяв ее под руки, довели до лавочки.

– Ваня, я тебя провожу за околицу, – сказала Татьяна.

Иван запрыгнул в кузов, взял ее за руки и легко поднял. Сели на деревянную скамью. Призывники не спускали глаз с Татьяны.

– Красивая у тебя жена, – осмелился один из призывников.

– Она у меня самая красивая! Ромашка! – и крепко прижал супругу к себе.

Над головой закружила стайка ласточек, стрекоча наперебой. Иван поднял голову:

– Вы-то чего прилетели, пришли провожать?! Спасибо, ждите, обязательно вернусь, – сказал он им.

Ласточки, как бы услышав его слова, взмыли ввысь и закружились в птичьем вальсе.

Выехали за околицу, Иван ладонью постучал по кабине:

– Приостанови на минутку, – крикнул шоферу.

Шофер остановил машину. Иван спрыгнул с кузова, принял на руки Татьяну:

– Я, мужики, сейчас, – и быстрым шагом дошел до кромки леса и на березе, где его отец завязал из веток узел, рядом завязал еще один.

Вернулся к машине. Татьяна, сразу обхватила его за шею руками, не давая ему сесть в кузов. Иван, поцеловал жену, разжал ее руки и ловко заскочил в кузов, сдерживая слезы, сказал:

– Таня, я обязательно вернусь. Береги себя.

Машина тут же тронулась. Татьяна прошла несколько шагов и остановилась. Помахивая платком, смотрела на машину, пока она не скрылась за поворотом. Дошла до березы, где Иван завязал узлом ветку, всю ее ощупала, как бы оценивая на прочность, вдруг без причины развяжется. Прислонилась к ней щекой, поцеловала и медленно пошла домой…

Полуторка только к вечеру добралась до Кургана. По пути заезжали в три деревни, призывников набилось полный кузов. Как и говорил председатель, на железнодорожном вокзале формировался состав из зауральцев. Спрыгнув с машины, встали кучкой на перроне. Возле теплушек курили призывники, в хвосте поезда играла гармошка, слышались обрывки матерных частушек вперемешку со смехом. В глаза бросилась полевая кухня, чувствовался запах гречневой каши. Полный мужчина в гимнастерке с поверх надетым белым фартуком поварешкой накладывал в чашки кашу подходившим к нему гуськом призывникам. Недовольным голосом на них покрикивал: