Артём Чепкасов - День за два. Записки «карандаша» чеченской войны

Тёмными непроглядными чеченскими ночами миномётчики, жилистые, как на подбор, становились для тех, у кого слипались глаза на посту, неким вестником всего хорошего. А своё обидное прозвище минбатовцы легко перекладывали на парней из автороты. Уж, как те обсасывали шланги, сливая с огромных машин соляру, вызывало похабных шуток больше, чем над кем-либо в полку.

Другое дело пушкари – личный состав гаубичной полковой батареи. Эти ребята всегда были самой серьёзностью, шутить над ними побаивались и относились к ним настороженно, подчас даже жалея.

Первое, потому что стоишь себе в безмолвии кавказских гор, охраняешь сон братишек да мирных жителей из ближайших к ПВД аулов, и уверен, рядом больше никого нет. Ты один в целом мире. Во всей бесконечной вселенной. И вдруг! Бах! Баах! Четыре раза подряд гигантским молотом по твоим маленьким замёрзшим ушкам. Ровно столько в батарее огромных орудий и беспокоящий огонь из них по невидимым боевикам открывали хоть и редко, но всегда внезапно.

Миньетчиков слышно. Они возятся там чего-то, балагурят, покуда взводят свои восьмидесятимиллиметровые пукалки выпуска аж сорок второго года. И я всякий раз был готов, минбат вот – вот начнет палить из всех стволов.

С пушкарями же подобного не выходило, сколь ни готовься к их работе. И самое неприятное, свои позиции они, непонятно какого лешего, оборудовали рядом с палаткой именно моей роты. Можно подумать, других подразделений в полку не было. Нет, это они нарочно. Знали, что при каждом их выстреле я вздрагивал и, пряча стыд, тихонько матерился.

А жалко артиллеристов было от того, что комбат у них бешеный. Чуть что не так, орал он на своих подчинённых дурниной и лупил их, чем под руку подвернётся. Однажды я лично видел, как в одного бойца он метнул штык-нож. Хорошо, мимо. Плохо, – холодное оружие неудачно угодило в дерево, и кончик лезвия обломился. За это солдат был избит командиром до крови из носа. Поговаривали, сломал. И поверженный в неравной схватке с собственным начальством, пушкарь – первогодок грозился написать в военную прокуратуру, да так и не сделал этого. Война началась. Вместе они на неё и укатили, и там даже сдружились. Солдат, вроде как из Липецка родом, с потешной фамилией Наливайка, именно с буквой «а» в окончании, оказался лучшим наводчиком батареи, но дюже строптивым, и, конечно же, никак нельзя было не швырнуть в него тем, что в горячке под руку подвернулось.

Про себя старый усач с несоответствующей его должности большой звездой на погонах говорил так: «Мне на всё срать, я дважды башкой под откат попадал».

А ещё командир гаубичников в первую кампанию был в плену. Уазик, на котором он, будучи начальником артиллерии одной из дивизий, без сопровождения ехал из Грозного в полк с проверкой, попал в засаду бандитов и водителя – контрактника убили сразу, а майор отстреливался до последнего патрона. Не повезло.

Через пару месяцев, долгих, как два десятилетия, старшего офицера, невообразимо похудевшего да вздрагивающего от каждого шороха, обменяли на трёх рядовых боевиков, и пил он с того дня по-чёрному. Мог и на построение явиться под шафе да, перебивая командира полка, громко затянуть при всех любимый припев из марша артиллеристов. Однако со службы его не гнали, ибо дело своё пушкарское он знал, что называется от Всевышнего. Артиллерия – бог войны, а командир гаубичной батареи нашего полка был богом артиллерии. Ему никогда больше не светила штабная должность, карьера его кончилась, он это понимал и оттого богом был злым, похлеще мифического Ареса. Да, к тому же, чертовски точным. А, может, по какой другой причине так сильно лютовал? Ему одному было ведомо, за что он так метко кладёт снаряды в цель и ни разу не промахнулся.

Не знаю, не мне судить комбата пушкарей. Я в плену не был, и, вообще, на войне боялся больше всего именно этого да не скрывал, коли суждено, пусть лучше сразу, хоть в ошмётки, которые потом никто не соберёт и не опознает, но только не неволя. И эфка всюду была при мне. Не уверен, что в ответственный момент смог бы выдернуть чеку, но, всё равно, с гранатой было спокойнее.

В полковом дивизионе имелись ещё и зенитчики, однако про них сказать совершенно нечего. Такие же невысокие, поджарые крепыши, как и любой артиллерист, они всюду были навеселе. Лёгкие ребята. Просто с ними и смешно. По любому вместе со своим великовозрастным командиром и накуривались каждый день. Да, сами о том и хвастали. Мол, их капитан внушал подчинённым, лучше дури накуриться да сидеть тихонько, потому как по накурке на шухер пробивает и всего боишься, нежели налакаться водки палёной и в аул за подвигами, а потом у такого смельчака голова с туловищем отдельно, а то и руки с ногами, да кишки вон.