Главная улица тянулась унылая, вымершая. Лишь в северной части поселка теплились едва заметные признаки жизни. Вдоль обочины трусила дворняга. На движение по дороге военной техники пес не обращал внимания – привык за много лет. Перед заборами некоторых полуразрушенных хибар взгляд приковывали неподвижные силуэты старух. Безразличные ко всему на свете, они стояли или сидели на невесть как уцелевших лавках – одетые в темное нищенское тряпье, морщинистые, с натруженными руками и потухшими глазами. Как им удавалось ютиться на этом пепелище? Чем кормились они с этой выжженной земли, как перебивались, откуда брали силы, чтобы отстраиваться заново? На что все они надеялись?
Колонна свернула на узкую грунтовую трассу. Туман рассеялся, и теперь можно было двигаться быстрее. Однако кативший сразу за машиной Рябцева «урал», в котором сидел Бурбеза, полз в гору еле-еле, оставляя позади шлейф копоти. Задняя часть колонны вдруг отделилась, как хвост у пойманной ящерицы. Пришлось придержать головные машины.
Чтобы не лезть в эфир с чепухой, капитан толкнул свою дверцу, свесился из кабины, погрозил кулаком водителю коптившего «урала», сопроводив выразительный жест парой фраз и давая Бурбезе понять, чем обернется халатность по возвращении на базу. На опасном участке колонна шла черепашьим шагом!
После хилой одинокой сторожовки, где дорога повела к спуску, а справа замельтешили прозрачные пролески, открылся вид на горы. Кряжи подпирали небо, казалось, совсем рядом. Но близость гор была мнимой. Давал знать о себе «эффект воздушной линзы», иногда ощутимый даже в предгорье.
Темп движения мало-помалу выровнялся. Машины сбрасывали скорость только перед воронками, которых попадалось великое множество. Именно здесь, слева на взгорке, откуда начинался необследованный участок дороги, и предстояло задержаться на обратном пути.
До Улус-Керта уже было рукой подать. Для осмотра обочин Рябцев намеревался отправить группу через несколько минут, как только колонна выйдет на подъем за селом. Этот квадрат был ему хорошо знаком по карте, но следить за сменой ландшафта становилось всё труднее. От одного вида непривычных глазу красот перехватывало дух. По левую сторону в бездонной котловине шириной километра в три оседало сизоватое месиво клубящегося тумана. А из-за горных склонов, разраставшихся впереди, на уровне среднего взгорья, и опоясанных бязью бледных облаков, пробивалось чистое, выполосканное ветрами бледно-голубое небо. День обещал быть ясным и теплым…
Гречихин спросил, можно ли закурить. Капитан кивнул. Открывавший дорогу БТР потянул вправо, обогнул глубокую воронку и поддал газу.
– Держи строй, не отставай, – сказал Рябцев.
– Так точно!.. Чтобы вот так раздолбать дорогу, из чего же надо вести огонь? – посетовал сержант, и его добродушная деревенская физиономия обрела вдруг несвойственное ей свирепое выражение.
– Стодвадцатимиллиметровые мины рвались… не дай бог, – задумчиво проронил Рябцев. – Свежую насыпь впереди видишь? Метров двадцать… Слева ее обогнул БТР… – скороговоркой заговорил Рябцев. – Да это же… Это башка чья-то! Тормози!
Не успел сержант дать по тормозам, как Рябцев схватил тангенту и во всё горло закричал в эфир:
– Всем из машин! Занять оборону!
В следующий миг ватная, необъятная и ослепительная масса сдавила воздух, а затем раскроила его на куски. Из расступившейся тишины податливо потянуло ровным отдаленным гулом, который пронизывал всё окрест и словно звал куда-то за собой.
Лишь через какое-то время со дна оголившегося пространства, всё еще переполненного чем-то гулким, до слуха стали доходить пощелкивающие звуки, которые чередовались с новыми подталкивающими в спину ударами. Ровный грохот врывался в сознание снизу и сверху – отовсюду. Воздух рвался не снаружи, а, казалось, изнутри…
Когда Рябцев понял, что происходит, то в двух шагах от себя он увидел пылающий тент «урала» и черно-красную физиономию здоровяка Геннадия с вытекшими глазами. Ноги сержанта зажало между сиденьем и рычагами, тело свисало из правой дверцы горящей кабины, с той стороны, где должен был сидеть сам Рябцев.
Странным образом капитан увидел себя откуда-то сбоку. Вот он стоит на коленях, облитый какой-то горячей липкой жижей. Вот он озирается по сторонам… А затем, когда заметил, что левый рукав бушлата и плечо его потемнели от крови, до него дошло, что треск, грохот и свист долетают не откуда-то издали, как чудилось только что. Всё рвалось на куски рядом, вокруг.
Читать дальше