– И фельдшера у нас не стало, – продолжала словоохотливая бабушка Анфиса, как её здесь звали. – Ушла, мало платят. Заболеешь – и лечить некому, а до города и за день не дойдёшь. Да и там, слышала, не очень-то лечат, и нужны ли мы там, в городе-то…
– Там тоже врачей не хватает, – ответил я. – Да и платить теперь приходится за лечение-то. Всё платным стало.
– И не говорите, мил человек, – вскинула она руки. – Это при советской власти лечили бесплатно, а ныне без денег маета.
Помолчав, продолжила, что стадо коров нарушили. Сказывают, невыгодно держать стало, да и некому за скотинушкой-то ухаживать. А деревня была большая, а осталось 12 изб, и те почти одиноки, она – одна, и соседки её тоже по одной живут. На лето-то внуки приезжают с детьми отдыхать, с ними – отрада. А одна остаётся – тоска берёт. И всё жалела Матвея, вздыхала, с ним было спокойней и веселее. Бельё ему стирала, так он не знал, как и отблагодарить-то. Всё спасибо да спасибо сказывал. Совестливый был и любил всех, помогал…
Я, слушая её, не перебивал и всё ещё не мог поверить, что Матвея Скалова больше не увижу. Мне казалось, что он сейчас появится у дома и раздастся его бас: «Это вы, корреспондент?»
– Война треклятая отрыгнулась в нём и доконала, – проговорила бабушка Анфиса. – На фронте не убила, а здесь укокошила. Говорил, занозой сидели в теле осколки. Мешали, а операцию, видно, нельзя было делать.
И она снова поднесла к глазам платок:
– Царствие ему небесное. – Снова перекрестилась. – Один жил. Хозяйка-то его рано представилась.
И мне:
– А вас я вспомнила. Приезжали вы к Матвею-то. Где ночевать-то будете? Пойдёмте ко мне. Самовар поставлю, накормлю. Не стесняйтесь.
Пообещав бабуле обязательно прийти, я, не скрывая своей грусти, присел на крыльцо под железной крышей, и тут, наконец-то, туча разродилась, обрушив на землю потоки мягкой освежающей воды. Видимо, вспомнила деда Матвея и в порыве своих чувств не сдержала слёз, оплакивая его, этого славного человека и фронтовика, спасавшего родное Отечество в страшной нечеловеческой схватке с фашистскими захватчиками в Сталинграде.
И я снова представил ту жуткую картину на Мамаевом кургане, где сражался с врагом Матвей Скалов. За курган шли смертельные схватки, часто переходившие врукопашную. И бои не прекращались ни на минуту. Стоял кровавый ад, буквально всё горело, дымилось, текла кровь. Землю переворачивали тяжёлые бомбы и артиллерийские снаряды. Повсюду лежали тела убитых. Отступать никто не хотел. Все понимали, как вспоминал герой Сталинграда маршал Василий Иванович Чуйков, что, завладев Мамаевым курганом, противник будет господствовать над городом и над Волгой… Вот и удерживали, не жалея своих жизней, наши бойцы Мамаев курган, за Волгой для них земли не было.
Я представлял, как боец Скалов бросал гранаты в коварного и неуступчивого врага, как дрался в рукопашной, с одежды текла кровь, а он ползёт вперёд, а наступать здесь было чрезвычайно тяжело. За большой успех считалось пробраться вперёд метров 100–150. Мамаев курган прослыл в грандиозном сражении на Волге самым страшным и гибельным местом. Потери в живой силе и технике с той и другой стороны были неисчислимо огромны. Ведь жестокие бои шли на истребление. Победили наши солдаты, разгромив многие танковые и пехотные полки и дивизии врага, пленив немецкого командующего Паулюса.
И в победе нашего оружия есть доля и солдата Матвея Скалова, который, раненый и весь в осколках после одного из боёв, угодил в госпиталь. Раны залечили, а вот осколки от снарядов удалось врачам вытащить не все. Так с ними и ходил и трудился до последнего вздоха, неся людям добро и тепло своего щедрого и беспокойного сердца.
Я чувствовал на душе какую-то пустоту и неуютность. Даже холодок пробегал по телу. С чего бы? Вечер стоял тёплый, и дождь был тёплым, под которым любил бегать по своей деревне в детстве. Жаль, что это уже неповторимо. Жизнь уходит, и мы уходим…
И тут вспомнились слова Карла Маркса, что смерть героев подобна закату солнца… Нет светила небесного – нет и тепла. Наверное, это всегда так кажется, когда уходит в иной мир хороший, близкий тебе по духу и образу жизни человек.
2008 г.
Над снами нашими ночей не спавшие,
роднее матери порой бывавшие,
какой вам памятник воздвигнуть в памяти,
вам, беззаветные, вам, милосердные?
Николай Перевалов
Перед войной она окончила школу медсестёр. Детей в семье было пятеро: две сестры и три брата. Жили в Полоцке. Нормально жили, как все: огород, сад, смородину и малину ели прямо с куста, на грядках огурцы, вообще, всякой зелени хватало и ели досыта. И выросли поэтому крепкими и выносливыми.
Читать дальше