Геннадий Евтушенко - Люди одной крови

Рыжкин покрутил головой, вздохнул.

– С тобой, Поляков, не соскучишься. Ладно, пусть поёт. Волну, как ты говоришь, гнать не будем.

Посмотрел внимательно на комбата. Добавил:

– А в пополнении его не было. Я с этим народом знакомился, беседовал.

И, видя, что Поляков собирается что-то сказать, опередил его:

– Я сказал, пусть поёт. Надеюсь, с головой у тебя всё в порядке. Чтоб без криминала.

Поляков вздохнул: ну и ладушки. И переменил тему.

– А как насчёт начальства? Будет песни слушать?

– Кто его знает, начальство? У них семь пятниц на неделе. Может, и будет. Да ты, я вижу, готов. Так документы на парня в порядке? Ну, будь здоров.

И ушёл.

Начальство так и не появилось. А может, и было, да Полякову об этом не доложили. Он и не жалел. Каждый день, слушая Кутузова, Жорка радовался, и сердце его замирало, как у новобранца. Мысленно он подхваливал себя: «Вот молодец я, так молодец!» С песнями Кутузова и народ в батальоне повеселел. Пели в строю задорно, поглядывая по сторонам: там теперь у плетней народ с улыбками и надеждой провожал строй поляковских красноармейцев. Как-то верилось: с такими людьми фашиста непременно одолеем. И у Полякова теплело на душе, укреплялась мысль: хорошо бы сберечь этого парня. Он твёрдо решил, что после наступления отправит его на офицерские курсы. Несколько раз Жорка вызывал к себе запевалу, беседовал с ним о семье, о жизни, о службе. И каждый раз убеждался, что не ошибся в нём. Несмотря на огромную разницу в их положении: комбата и рядового бойца, вспоминая с благодарностью Никулина, думал: и с этим мы одной крови.

После небольшой подготовки остатки прибывшего пополнения распределили по ротам. Нечипай попал в первую. Оказался он парнем неглупым и общительным. Нередко по вечерам народ собирался послушать байки из его богатой событиями жизни. Нечипай был родом из Одессы. И начинал он свои рассказы, как правило, с фразы «У нас в Одессе», в связи, с чем очень скоро получил прозвище «Одесса», на которое охотно откликался. Одесский юмор, вперемешку с воровским жаргоном, помогал бойцам отвлечься от тяжёлых будней прифронтовой жизни. Слушая нескончаемые криминальные истории, замполит хотел было приструнить Нечипая, но ротный придержал его:

– Да пусть треплется. Он же безвредный. А людям иногда и расслабиться надо.

Но однажды в болтовне своей Одесса зарвался. Чуть было в особый отдел не угодил. Как-то вечером после тяжёлого дня красноармейцы отдыхали. Кто письмо родным строчил, кто подворотничок пришивал, некоторые и книжонки, какие в хате нашлись, читали. А человек десять собралось около Одессы в ожидании новой истории. Нечипай же вслух мечтал о том времени, когда освободит родной город.

– А там и до Берлина рукой подать, – разошёлся он. Потом добавил: – Мне, вообще-то не в Берлин, мне в Париж надо. Там от Берлина до Парижа недалёко будет? – обратился он к старшине Безуглому.

– Да кто его знает? Я в тех краях не бывал. А тебе, зачем в Париж?

– Цаца одна там, по слухам, проживает. Мишки Японца жена. А саму зовут Циля. Так вот, хочу я, как честный фраер, с могилы мужа землицы ей передать.

– А кто такой этот Мишка Японец? – заинтересовался Безуглый.

Окружающие их бойцы навострили уши – ждали от Одессы очередной байки. Одесса обвёл присутствующих насмешливым взглядом. Жалкие, мол, вы людишки. Не знаете даже, кто такой Миша Японец. Помолчал, покрутил головой. Потом многозначительно молвил:

– Мишка Японец – это ж король Одессы! Король, – он поднял указательный палец, – равных ему не было! И нет!

– Ну и где ж сейчас этот король? – спросил кто-то из бойцов.

– Сейчас? И этого не знаете? – Снова осуждающий взгляд по сторонам. – Сейчас он где-то там, – Одесса задрал голову, кивнул на потолок. – Его ещё в девятнадцатом котовцы шлёпнули. Нихто и не знает, где могилка его. А Циля рванула в Париж. И, говорят, неплохо-таки там устроилась. Вот и хочу я навестить Цилю и землицы с могилки мужа передать.

Безуглый пожал плечами.

– Что ж ты передашь, если не заешь, где его могилка?

– А она шо, знает? Где-нибудь около Одессы копну и передам. Пусть над родной землёй поплачет. Говорят, крепко она Мишку любила. Всё легче будет. А там, глядишь, и меня к делу пристроит.

Безуглый сплюнул:

– Тьфу на тебя! Ничего у вас, урок, святого нет! Земля с могилы мужа – это ж, это ж…

Он не находил слов.

– Да шо вы так волнуетесь? Ну, с могилы – не с могилы… – Одесса пожал плечами. – Так всё одно– с Одессы. Родная земля… Так от ты мне скажи, – это уже к Кутузову, – далёко Париж от Берлина?