– Зачем она тебе, парень? – глядя на его упорство, говорили ему те, кто постарше.
Но другие, кто помоложе, и на фронт возвращались после первого ранения или первого отпуска, кинулись помогать Францу. Кончиком второго штыка они разжали треснувшую пополам дубовую рейку, и пуля упала на пол. Сразу несколько рук кинулись её ловить, как загнанного мышонка.
– Ну и дела! – первым преодолел изумление всё тот же Франц. – Родной калибр! Семь девяносто два!
– А ну-ка, дай посмотреть, – отозвался пожилой унтер-офицер с нашивкой «Вестфальских гренадер» [12]на рукаве и «мороженым мясом» [13]на груди рядом с Железным крестом второго класса.
Ветеран подбросил на ладони пулю, внимательно осмотрел её рубчатый поясок и слегка деформированное рыльце и тоном эксперта произнёс:
– Да, француз, ты прав, это наше дерьмо. Вот оно и вернулось к нам. – Последнюю фразу ветеран произнёс уже другим тоном, так что в вагоне некоторое время стояла тишина. Только колёса постукивали на стыках рельсов.
Обстрелом их состава в лесу под Борисовом дорожные неприятности на пути к фронту не закончились. Недалеко от Орши вагоны вдруг встряхнуло с такой силой, что на этот раз попадали на пол даже сидевшие внизу.
– Что за чёрт! Все живы?
– Раненых нет?
– Нет!
– Иваны совсем обнаглели!
– Они теперь не дадут нам покоя, пока мы не уберёмся с их полей!
– Кто это сказал? Повторите!
– Какая разница, кто сказал. Количество русских танков от этого не уменьшится. – Это сказал ветеран с нашивкой «Вестфальских гренадер». – А ну-ка, живо поднимайте свои откормленные задницы, взять винтовки и марш из вагона!
Вестфалец посмотрел на Балька, нюхавшего затоптанный пол рядом с его ботинками, и подал ему винтовку, оставшуюся после того, как под Борисовом с верхней полки сняли коренастого крепыша баварца с пробитым затылком.
– За мной, парень! И советую тебе там, в лесу, держать ухо востро!
– Вот мы и в России.
– Будь она трижды проклята!
– У иванов так думать о нас причин ещё больше.
– Да, это так…
– И какого чёрта мы сюда сунулись? У нас с иванами был договор о ненападении!
– Приятель! Ты как с луны свалился! Освободительный поход! Против большевиков!
– Так они тут все большевики. Большевики и «гориллы» [14].
– А заодно мы освобождаем их и от всего остального. От жилья, от имущества, от урожая. Иногда – от жизни.
– Прекратить трёп!
Вестфалец как в воду глядел. Гауптман, командовавший составом, размахивал протезом левой руки и отбирал группу для прочёсывания леса на участке до ближайшего перегона.
– Давайте ваших людей! – скомандовал гауптман унтер-офицеру. – Стройте их вон там. Я сейчас отдал распоряжение ремонтникам и займусь вами. Действуйте, унтер-офицер! Разрешаю брать с собой всех, у кого есть оружие, кроме находящихся в оцеплении.
– Как нам действовать, герр гауптман? – поднял руку вестфалец, который с этой минуты становился полновластным командиром их группы. – Прошу поставить нам задачу.
– Задача очень простая. Двигаться цепью параллельно железнодорожному пути. Прочёсывать лес на глубину ста метров. Действовать по обстоятельствам. Помните, мы уже на фронте.
– Разве фронт уже отступил сюда? – спросил кто-то из шеренги. Ему никто не ответил. Даже гауптман сделал вид, что не слышал возгласа солдата.
Через несколько минут они развернулись в цепь и двинулись по обеим сторонами железнодорожного пути в сторону Орши.
– Мы куда двигаемся? На восток?
– Да, на восток.
– О, мы снова наступаем! Завтра об этом сообщат по радио в «Час нации».
– Заткнись!
В голосе говорившего о наступлении чувствовалась ирония. Кажется, это был тот же самый голос, который в Минске рассуждал по поводу секретного оружия Гитлера.
Бальк шёл рядом с вестфальцем.
По другую сторону, соблюдая дистанцию десять шагов, осторожно крался среди деревьев силезец Франц.
Карабин системы Маузера K98k был значительно легче МГ-42. Но, будь у него сейчас в руках его надёжный schpandeu, он чувствовал бы себя куда увереннее. «Гориллы» очень коварны, могут выстрелить из-за любого дерева, из любого оврага, и исчезнут, как будто их здесь и не было. Вот что такое их «наступление».
Их отправили на прочёсывание леса. Собачья работа. Лучше услышать команду своего взводного фельдфебеля: «На выход!», а потом бежать вперёд под русскими пулями, чем выполнять здесь, в тылу, роль ищейки в операции с неясными целями.
Бальк вдруг вспомнил Анну, её нежные руки. Нет, она уступила ему не потому, что он солдат армии, оккупировавшей её родину. В её глазах Бальк видел то, что всегда мечтал увидеть в глазах девушки, которая любила бы его больше, чем мать. Пока идёт война, он вряд ли снова попадёт в тот город. Надо ждать конца войны. То, что победит Германия, что фюрер приведёт немецкий народ к победе, Бальк не сомневался. Хотя настроение матери, некоторые реплики старика Гальса и откровения хозяина соседней фермы Келлера, больше года воевавшего в 17-й армии на юге, в Крыму и в предгорьях Кавказа, его настораживали. Келлер едва не потерял под Севастополем ногу. Теперь сильно хромал. Ругал генералов и «коричневых» за то, что они втянули Гитлера в войну с русскими. «Иваны нам не по зубам! А все наши союзники – дерьмо! Итальяшки, румыны. Одни, разве что, венгры будут верны до конца. Остальные разбегутся, как только запахнет жареным. Чтобы воевать с англичанами и американцами, в союзники надо было брать русских! Только русские могли стать настоящими союзниками германцев! Вот тогда бы мы задали трёпку и англичанам, и америкашкам! Но после того, что мы там натворили…» Келлер воевал вместе с Норбертом Тепельманом. Норберт был в отпуске полгода назад. Заезжал на денёк и в Баденвейлер. Теперь о нём ничего не слыхать. Писем давно не присылал. В Крыму, по слухам, тоже русские перешли в наступление и давили по всем направлениям.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу