Сергей Михеенков - Прорыв начать на рассвете

– Куда прёшь? Не видишь?..

– Вижу. – И Воронцов оттолкнул в сторону ребристый ствол ППШ, уткнувшийся ему в грудь, но всё же остановился, подчиняясь новому окрику, теперь уже сзади.

– Что там такое? – обернулся к ним высокий, в каракулевой шапке.

– Товарищ генерал-лейтенант, – вскинул руку к каске Воронцов, – разрешите обратиться?

– Обращайтесь.

– Курсант Воронцов…

– Подождите, курсант. – Командарм поднял руку.

И в это время тяжёлый снаряд немецкой полевой гаубицы, скользя в ночном пространстве шуршащим прерывистым звуком, пролетел над дорогой и упал на опушке леса, озарив вспышкой взрыва ближнее пространство и часть дороги, на которой колыхнулся и рассыпался по обочине строй головного взвода.

К командарму подбежал человек в белом полушубке, сказал:

– Пора, товарищ генерал.

– Давайте сигнал к выступлению.

Послышались команды. Дорога колыхнулась, охнула и зароптала освобождённо, подалась вперёд. Вперёд, вперёд! Там спасение. Там, за лесом, за полями, за рекой. Но вначале надо перейти поляну и насыпь дороги Беляево – Буслава.

– Ну, Господи, не выдай наши головы! – перекрестился Кудряшов, надел опять каску и взял под уздцы лошадь.

Старшина Нелюбин ухватил за руку Маковицкую и сказал:

– Фаина Ростиславна, в дороге всё может быть. Но хотя бы на первых порах держитесь меня. Очень вас прошу. Раненых мы не бросим. Не сомневайтесь.

Маковицкая хотела что-то сказать ему, наверное, возразить, но только молча кивнула и, когда, следом за обозом оперативной группы штарма, зашуршали и полоза санитарных саней, машинально ухватила старшину за локоть и пошла рядом. И вдруг сказала, словно сейчас это могло что-то значить:

– Я сегодня встретила Гордона. Помните? Младшего политрука. Самострела. – Она заглянула ему в лицо, смутно белевшее в ночи совсем рядом. – Неужели не помните?

– Зачем мне его помнить, Фаина Ростиславна? Тут бы родню не забыть, – ответил он, вытягивая шею и прислушиваясь и к гулу дороги, и к шуму леса, верхушки которого трепал внезапно налетевший ветер, и к тому, чего ещё не было слышно, но о чём старые солдаты уже догадывались.

Движение кочующего «котла» на выход происходило двумя колоннами: основная – 160-я дивизия, за ней штабы и тылы, обозы раненых; параллельно ей шла колонна 338-й дивизии; в авангарде – 113-я дивизия.

Весь день и вечер севернее, в районе Мелихова и Пожоги, взрёвывали танковые моторы. Немцы что-то готовили. Вечером затихли. Разведка донесла: противник подвёл танки и орудия, установил миномёты, сосредоточил несколько полков мотопехоты; кроме того, в лесах действуют группы из полка специального назначения «Бранденбург-800»; в лесах же и на дорогах в восточном и юго-восточном направлениях обнаружены небольшие, числом до роты, моторизованные группы, усиленные курсирующими танками. Всё свидетельствовало о том, что их марш не был тайной для немцев.

Воронцов, вернувшись после обстрела в свою колонну, шёл впереди, рядом с Кудряшовым. Он сжал в руке медную пластинку створки иконки-складня и начал вспоминать слова молитвы курсанта Краснова, своего боевого товарища, останки которого он закопал полгода назад в поле под Юхновом.

– Да расточатся врази его… – шептал он тихо, сам себе, одновременно слушая напряжённый шум леса, в который уже вплетались другие звуки.

Воронцов думал о Пелагее и её детях, о Зинаиде. Вестей от них не было с того дня, когда остатки их отряда, уводя за собой карателей, ушли северо-западнее озера Бездон и по болотам и лесам вышли к Варшавскому шоссе. Он не знал об их участи. Несколько раз дядя Фрол отпрашивался у него, чтобы сходить проведать свою старуху и разузнать обо всём, но каждый раз что-нибудь случалось, и разведка дяди Фрола откладывалась до более подходящего случая. Случай так и не представился…

Наконец колонна миновала просеку и вышла на поляну. Впереди показалась полоса невысокой насыпи, уже протаявшей по кромке. Это был большак Беляево – Буслава. И его предстояло пересечь.

Голова колонны поднялась на насыпь. Люди перепрыгивали колеи, наполненные чёрной талой водой. Хриплое задышливое дыхание сотен простуженных глоток. Кашель. Тихая брань командиров:

– В шапки кашлять! В шапки!

Ударная группа автоматчиков уже добежала до лесной опушки, миновав полянку, когда справа и слева вдоль дороги ударили сразу несколько пулемётов и одновременно по линии насыпи начали густо рваться мины.

– Засада!

– Назад!