Геннадий Хоминский - «Черный тюльпан». Повесть о лётчике военно-транспортной авиации

– Давай.

Люда вышла, закрыла за собой калитку на задвижку и взяла меня под руку. Кровь прихлынула к моему лицу. Хорошо, что было уже темно и, надеюсь, моей краски Люда не заметила.

– Ты чего трясёшься, боишься меня?

– Чего мне тебя бояться? – несколько грубовато ответил я.

– Вот и я думаю, чего меня бояться? – и она плотнее прижалась к моей руке.

Тут, как на грех, вышла из своего дома тётя Тамара, мамина подруга. Она посмотрела на нас, улыбнулась и сказала: «Добрый вечер, Людмила, добрый вечер, Паша. Мама дома?»

Я готов был провалиться сквозь землю: «Дома», – буркнул я в ответ, и мы пошли дальше.

– Какой ты ещё маленький, Паша, – Людмила хихикнула и ещё крепче сжала мне руку выше локтя. Несколько шагов мы прошли молча. Я посмотрел на Людмилу. Оказывается, теперь я был на голову выше её и в плечах пошире. Не то что несколько лет назад в пионерлагере.

– Паша, ты хорошо подумал над предложением Петра Сергеевича?

– Да, подумал. Мы с мамой решили его принять.

– Пашка, ты молодец. Это так здорово – быть военным, а особенно лётчиком-истребителем.

– Не знаю, не пробовал.

– Поверь, Пашенька, мне, я в этом уже что-то понимаю.

– Люда, а как ты попала в военкомат?

– Пётр Сергеевич – старый знакомый моей мамы. Когда она совсем запилась, я заканчивала десятый. Пётр Сергеевич пришёл к нам, и мы долго разговаривали. Уехать куда-нибудь учиться я не могла. Мамка бы совсем без меня пропала. Идти работать в колхоз не очень хотелось. Пётр Сергеевич предложил мне работу в военкомате секретарём. Я съездила на курсы, аттестовалась и теперь служу в военкомате.

– Как это – аттестовалась? – спросил я.

– Просто. Приняла присягу и стала военнослужащей.

– У тебя и звание есть?

– И звание, и форма. Я рядовая советской армии, – Люда засмеялась, – а форму ты видел.

– Я тебя никогда не видел в форме на улице.

– А я никогда в ней по улице не хожу. Зачем смущать односельчан? Переодеваюсь в военкомате.

– Люда. Мне страшно уезжать из дома. Как мама будет без меня?

– Пашенька, мужчины всегда покидают родительское гнездо. Кто раньше, кто позже. Тебе, видно, суждено покинуть его в семнадцать лет. Тебе ведь уже есть семнадцать?

– Да, ещё зимой исполнилось.

– Вот видишь, ты уже совсем взрослый.

Незаметно для себя мы сделали круг по посёлку и снова подходили к нашим домам.

– Не переживай, Паша, езжай спокойно. Я присмотрю за Верой Николаевной. Учись, а я буду ждать тебя.

– Как ждать? – у меня перехватило дыхание.

– Как девушки ждут своих парней. Ты ведь хочешь, чтобы я была твоей девушкой?

Я полностью лишился дара речи. И вдруг я почувствовал на своей щеке губы Людочки. Она меня чмокнула в щёку и побежала домой. Калитка быстро открылась и закрылась. Я ничего не успел сказать ей вслед. Побродил несколько минут около дома, чтобы дыхание успокоить и вернуть нормальный цвет своему лицу.

На другой день с утра я как штык стоял возле старенького одноэтажного дома, с выкрашенным в зелёный цвет штакетником. Здание райвоенкомата было открыто, но я не заходил. Вчерашний поцелуй не давал мне покоя. Я видел через открытое окно Людочку. Она что-то печатала на машинке. Наконец, набравшись смелости и придав себе независимый вид, я вошёл.

– Люда, привет.

– Привет, Пашенька. А Петра Сергеевича сегодня не будет. Я ему передам, что ты согласен.

– А… – попытался что-то сказать я, но Людочка меня перебила, – а мне сейчас жутко некогда. Пока.

– Пока.

А дальше дела с выпускными экзаменами и медкомиссией меня полностью захватили. Целыми днями я мотался из военкомата в школу, из школы в поликлинику и снова в военкомат. А вечерами были встречи с Людочкой. Уже никого не стесняясь, мы гуляли по посёлку, ходили в клуб смотреть кино, жарко целовались у её калитки. Время пролетело незаметно.

И вот я сижу дома с Людочкой, и мы вместе разбираем толстый пакет с документами для поступления в Краснодарское военное училище лётчиков. Там и медицинская карточка, и аттестат о среднем образовании, и различные справки, и характеристики. А самое главное – билет на поезд, который уходит из соседнего посёлка через три дня. Вернувшаяся из школы мама присоединяется к нам и разглядывает документы. В глазах её грусть и даже где-то слёзы, хотя она старается не подавать вида. Весело, даже излишне, она шутит, треплет меня по голове. Но я чувствую, что ей несладко.

Последние три дня мама на работу не ходила, Людочка тоже отпросилась, Пётр Сергеевич разрешил ей помочь мне со сборами. Я занимался хозяйственными делами: поправил дверь в сарае, опрыскал все яблони в саду, да и вообще переделал кучу всяких дел. Мама занималась тем, что собирала мне вещи в дорогу, а Люда готовила еду в поезд. Кончилось это тем, что вещей набралось на целый чемодан, а продуктов хватило бы недели на две. Под громкие возражения двух женщин я убирал ненужные мне вещи и продукты. Оказалось, что у нас с мамой не было чемодана – никуда мы с ней не выезжали. Люда притащила свой. Хорошо, что он оказался маленьким, и вопрос с вещами решился очень просто. Но с продуктами на дорогу они оказались сильнее меня, и мне пришлось загрузить полную сетку.