Николай Дмитриев - Майор из Варшавы

– Должен! – сердито обрубил Малевич и, огибая берегом озеро, решительно зашагал к усадьбе…

Усадьба встретила их молчанием. Ни одна дверь не открылась, никто не показался в окнах, и только настежь распахнутые ворота каретника порой скрипели от залетавших во двор порывов ветра.

С минуту Малевич напряженно осматривался и наконец, откинув остатки сомнений, начал не спеша подниматься по ступенькам затейливой, ведущей прямо в верхние покои деревянной лестницы.

Усенко, не отстававший от комиссара ни на шаг, обратил внимание, что на первом же лестничном марше открылся широкий вид на озеро, а сама усадьба как бы приподнялась вверх. Но сейчас было не до таких тонкостей, и, входя в дом, капитан напружинился, ежесекундно ожидая любой неожиданности. Впрочем, ничего особенного не произошло.

Малевич вместе с Усенко прошли через веранду, свернули в темноватый коридор, поднялись по второй, уже внутренней, лестнице и оказались в комнате со скошенным чердачным потолком и большим, почти во всю стену, окном с видом на озеро.

Эта панорама на секунду отвлекла Усенко, и, только услыхав короткое покашливание, он увидел поднявшегося им навстречу сухонького старичка, закутанного в стеганый, отблескивающий дорогим шелком, халат.

– Рад видеть тебя в добром здравии…

Казалось, обращаясь к Малевичу, старичок вовсе не удивился. Наоборот, он поплотнее запахнул халат, скользнул по фигуре Усенко испытывающим взглядом и, опускаясь обратно в глубокое кожаное кресло, накрытое пледом, едва заметно улыбнулся.

– Значит, это твои люди сидят в Баевом урочище?

– Ну, мои… – Малевич хозяйственно покряхтел, огляделся и, взявшись за гнутую спинку венского стула, приткнувшегося возле едва теплящегося камина, кивнул Усенко. – Садись, капитан, у нас с паном Лечицким разговор долгий…

– Так, выходит, у тебя уже и капитаны есть? – Некоторое время Лечицкий молчал, в упор рассматривал Усенко и только потом, не отводя глаз, спросил: – Что, пора тебе форму брать?

– Если цела, возьму, – отозвался Малевич.

– А куда ж она денется? – потешно развел руками Лечицкий.

– Ну, все-таки! – усмехнулся Малевич. – Немцы ж ездят сюда, неровен час, за комиссара примут…

– Они такие… – Лечицкий хитро сощурился. – Да, ездят, вот и сегодня жду. Людей по делам разослал, так что вы ловко подгадали. Кстати, ты сам-то куда запропастился?

– На белорусской стороне был, теперь сюда пришел…

Малевич запнулся, обрывая странный, состоящий из полунамеков разговор. Усенко догадывался, что комиссар так и не решается говорить откровенно, да и сам он, признаться, глядя на сидящего перед ним Лечицкого, испытывал к нему большое недоверие. Конечно, он знал о нем многое и понимал, что бывший полковник вовсе не прост, и все равно контраст между воображаемым и реальным обликом этого человека оказался слишком значительным.

Похоже, Лечицкий тоже понял, что Малевич все еще боится говорить прямо. В лице полковника что-то неуловимо изменилось, и он жестко произнес:

– Послушай, давай без обиняков! Говори, что нужно.

– Ну, я проведать пришел… – начал Малевич и, какую-то секунду поколебавшись, все же сказал: – А вот капитан познакомиться хотел…

– Капитан? – бровь Лечицкого поползла вверх. – Он разве не окруженец?

Вопрос помогал избежать каких-либо объяснений, и молчавший до сих пор Усенко решительно вмешался:

– Я не окруженец. Я прислан специально.

– Между прочим, капитан – участник зимнего разгрома немцев под Москвой, – вполголоса, но со значением, добавил Малевич.

– Ну, зачем же меня агитировать? – В глазах Лечицкого мелькнул злой огонек. – Я, к сожалению, давно не мальчик и все понимаю. И спрошу прямо, что же интересует капитана-десантника?

Приставка «десантник» была явно не случайной, и Усенко, по достоинству оценив умение Лечицкого вкладывать в минимум слов максимум информации, сказал напрямик:

– Пока что меня интересуете вы, пан Лечицкий.

– Прекрасно. Спрашивайте. И по возможности, без словоблудия.

Лечицкий говорил спокойно, и только пальцы рук, перебиравшие кисточки пледа, выдавали волнение.

– Постараюсь, – Усенко кивнул. – Скажите, вы белогвардеец?

– Да! – Лечицкий медленно наклонил голову. – Но с одной оговоркой. Я служил у Деникина до сто сорок пятого приказа.

Упоминание номера явно имело какое-то свое значение, но уточнять его Усенко не стал, а просто спросил:

– И что, потом перешли на сторону республики?