Николай Дмитриев - Майор из Варшавы

Усенко замолчал и, ругнув себя за несдержанность, упрямо уставился на причудливую постройку, жавшуюся к другому берегу. За те несколько часов, что они просидели в зарослях, ни во дворе, ни возле дома, не показалось ни одного человека, и если бы не едва заметная сизая струйка дыма, тянувшаяся над крышей от края трубы, можно было подумать, что в усадьбе вообще никого нет…

В последние дни Усенко сумел наконец оторваться от бесконечного хвоста неудач, потянувшегося за ним после коварного приземления. И то, что ему удалось все-таки выпутаться, порождало вместо, казалось бы, законного удовлетворения, раздражение и досаду.

Скорее всего, такое ощущение возникло из-за сознания своей полной зависимости от нелепо-тугого клубка случайностей, оказавшихся благоприятными лишь по исключительному везенью. Усенко привык рассчитывать свои действия, прикидывать возможные варианты, а тут, с момента открытия парашюта, ему пришлось напрягать все силы, чтоб в какой-то, пусть малой степени, овладеть обстоятельствами.

Правда, после двухсоткилометрового броска к главной базе и установления связи по запасному варианту, капитан почувствовал значительное облегчение. Он понимал, что снова сделался звеном нужной цепи и теперь от его действий зависит хить мизерная, но вполне реальная доля военного успеха.

И еще капитан знал, что первое, так тяжело давшееся ему донесение, уже содержит крупицы важнейшей информации, да и факт установления связи с польским майором не останется без внимания. Здесь, в этом болотном краю, прорезанном несколькими стратегическими дорогами, разведка становилась главным заданием, и именно ради этого он мерз сейчас под холодно-пронизываюим ветром…

Малевич, сидевший до этой минуты неподвижно, завозился, глухо кашлянул и повернулся к Усенко.

– Слышь, капитан, я ведь, пока ты на связь ходил, обстановку вокруг польского бункера на всякий случай прощупал…

– Ну и что? – Усенко не придал словам Малевича особого значения, для него эти события уже отошли в прошлое.

– Знакомец-то твой, майор Вепш, оказывается фигура крупная…

– Он-то крупная, – Усенко вздохнул. – Беда только, что сам по себе…

– Поживем – увидим… – Малевич глухо прокашлялся. – У них теперь с фрицева благословления между собой такая катавасия пойдет, держись только!

– А, дьявол! – Усенко повертелся на месте и, чтоб согреться, энергично задвигал руками. – Ты мне лучше скажи, комиссар, что это за народ тут такой. Они что дети малые, не понимают? Немец же их главный враг, а они, на тебе, друг с другом воевать собираются…

– Не все так просто, капитан. Советская власть у них без году неделя была… – Малевич неожиданно замолк и только потом, явно отвечая на какие-то свои мысли, осторожно добавил: – Понимать-то они все понимают… Тут, брат, все руки приложили, и националисты, и паны польские, да и еще…

– Подожди, комиссар. – Усенко малость согрелся. – У нас про эти стычки уже шел разговор. А теперь ты крутишь чего-то, может, напрямик скажешь?

– Могу и напрямик, – Малевич кивнул, но заговорил совсем о другом: – Я так понимаю: и к тому Вепшу, да и сюда, ты не сам по себе пошел, а раз у тебя приказ есть, то и я тебе помогу, чем сумею…

Разговор, шедший с недомолвками, надолго оборвался. Кругом по-прежнему было спокойно, и только ветер все так же гнал по озеру мелкие волны. В конце концов Усенко надоело мерзнуть и, зябко передернув плечами, он сказал:

– Может, хватит на забор пялиться, комиссар? Тихо вроде…

– Да вроде… – Малевич поднялся. – Ладно, пошли.

Пробираясь через камыш и думая о чем-то своем, комиссар сказал:

– Да, черт бы его побрал, катавасия…

– Эт ты про что? – не поняв, в чем дело, Усенко настороженно глянул на жавшийся к озерному берегу причудливый дом.

– Да все про то! Про свару с поляками. Наших людей спасать надо… Вон я Дубяковых родичей в лес вывел и других забирать пора. Построим в лесу землянки. Все будет спокойнее…

– Это верно… – Усенко вполголоса выматерился. – Вон приятель мой, майор Вепш, самооборону организовывать начал, а немцы ему не мешают. Думаю, в случае чего, он нам тылы прикроет…

– Он-то, может, и да, но ведь там, капитан, не один Вепш. Там тоже все, ох, как крученое… Да и признаться, у меня в голове другое сейчас. С чего вдруг националисты себя украинской партизанкой величать начали? Круто, капитан, каша заваривается, ох как круто…

– Да, – согласился Усенко. – Как ни крути, а надо нам с паном Лечицким ближе знакомиться. Может, и расскажет чего интересного…