Да так ли это?
Я видел, как голуби взлетают с крыши и крылья их блестят на солнце. Внутрь каре забежала собачка и стала обнюхивать гамаши священника.
А потом я сидел с Цише на соломе. Все болтали, и я тоже. Но только все это происходило будто не со мной. Я был далеко отсюда. Мне чудился, — как в снах детства, только ярче, — какой-то другой мир, где нет ни сражений, ни… походных кухонь. И что даже не война самое страшное, а… так что же? Может, я и догадывался кое о чем, но дальше смутных мыслей дело не шло.
Мы улеглись спать. Лейтенант был доволен.
Бурые поля. Колонна маршировала в облаке пыли по прямой, голой, без единого деревца дороге.
Остановились. Я лег в неглубоком кювете, подложив под голову ранец. Как набрякли руки!
— Подъем!
Все завертелось перед глазами. Еще больше потемнели в свете солнца поля. Нельзя спать на солнце во время марша! Ноги у меня стали как колоды. Ну хоть бы один поворот был на этой дороге!
Наконец вдали появился дом. Перед домом вокруг ведра с водой толпились солдаты. Кто-то зачерпнул кружку и поднес было ко рту. Его толкнули, и вода пролилась на расстегнутый мундир.
Женщина вынесла из дома еще ведро с водой. Бросились к нему всей толпой. Женщина испугалась, поставила ведро и кинулась в дом. Один подбежал первым и нагнулся. Но на него стали напирать сзади. Он опрокинул ведро и сам чуть не упал. Вода, сверкая, растекалась по земле.
Но вот дорога повернула вправо, к деревне. Там пока что устроили привал. Даже лейтенант не знал, что будет дальше.
Гартман и еще несколько человек побежали в сад. Гартман залез на грушу и стал трясти ее. У нас уже снова не было хлеба. Возле каменной ограды кто-то присел на корточки; почти все страдали поносом. Многие прилегли на дороге в тени домов и уснули.
Прибежал вестовой из батальона.
— Продолжать переход!
Вставали тяжело. Те, что только что трясли груши, теперь, казалось, падали от усталости.
— Далеко ли еще нам идти, господин лейтенант? — спросил Эрнст.
— Никак не найду этого места. — Он искал его на карте. — Вот! — показал он Эрнсту, который с виду был при последнем издыхании.
— Господин лейтенант, нам не перебросить людей на такое расстояние.
— Спокойно! Надо попытаться. Мы в авангарде основных сил, поэтому сможем двигаться равномерно.
— Ренн, выставьте связных между первой ротой и нами!
Первая рота двинулась вперед. Через минуту я отправил двух связных, еще минуту спустя — двух других, затем — двух третьих. И сам пошел в четвертой паре. На некотором расстоянии позади меня двигалась рота.
Мы топали по дну плоской котловины. Солнце клонилось к закату, на поля падали длинные тени. Темнело. Порой я терял из виду передних связных. Только какое-то движение улавливалось время от времени впереди.
Показалась деревня и осталась позади. По обеим сторонам дороги то тут, то там возникали перелески.
Я услышал позади себя:
— Рота, стой!
— Задние остановились! — закричал я и прислушался. Но не услышал, чтобы там передали дальше. — Пойдем-ка со мной, Гартман! Нам надо подтянуться, мы, видно, потеряли связь.
Я прошел с ним немного вперед, оставил его и со всех ног побежал дальше. Впереди брели двое.
— Задние остановились! — крикнул я.
Кто-то из них повторил:
— Задние остановились! — но тихо, вяло. Впереди опять никто не отозвался.
— Вы хоть держите связь-то?
— Не знаю, — ответил кто-то.
— Но вы должны знать! — заорал я. — Если вы не умеете держать связь, значит, мне придется делать это самому!
Я побежал вперед. Как же быть, если и дальше такое творится?
Я бежал, потом перешел на шаг, потом снова побежал.
Ранец колотил меня по спине. И от этого злость разбирала еще пуще. Я совсем было пришел в отчаяние.
Но вот неожиданно вижу — двое сидят себе на обочине.
— Это что значит? — заорал я.
— Так ведь остановились же, — спокойно сказал Цише.
— А вы сообщение-то хоть передали?
— А то как же? Впереди тоже стоят.
Я подсел к ним. Сердце колотилось как бешеное.
— Далеко ли еще топать? — спросил Цише.
— Не знаю! — огрызнулся я, сам того, не желая.
Вскоре позади послышались шаги. Передали сообщение, что колонна снова двинулась вперед.
Опять показалась деревня и проплыла мимо. Под ногами похрустывал песок. Снова пошли перелески. Потом сухой еловый лес подступил к обеим сторонам дороги. Было очень тихо.
Вдруг вижу — справа, у обочины, лежит кто-то. Бели уж лежат ночью прямо на дороге, значит, дело плохо. Чуть дальше — еще двое.
Читать дальше