Алексей Федоров - Моя война

Почти одновременно «заговорили» наш пулемёт и мой автомат, тут же застучали другие автоматы. Передняя машина доехала почти до Франсуа и остановилась. Остальные остановились вслед за ней, и немцы начали выпрыгивать из кузовов. Послышались команды. Солдаты прятались в кюветы и за бревна, лежавшие с той стороны дороги. А мы с бугра, с высоты 5–6 метров, поливали фашистов огнём и бросали гранаты. Я стрелял стоя, сменяя уже второй магазин.

Немцы опомнились и начали отвечать, рядом с нами засвистели пули. На этот раз не было никакого страха, я продолжал стоя стрелять короткими очередями, но вдруг мой автомат замолк. Что такое? Гляжу – магазин на земле, значит, основанием большого пальца левой руки я нажал на кнопку, освобождающую его, и он упал. Быстро поднимаю и вставляю магазин. И в этот момент вижу, что Яник лежит, не стреляет и смотрит на меня.

– Ты чего, сукин сын, не стреляешь?

– Смотрю, как ведет бой советский офицер.

– Стреляй… твою мать!

И Яник начал стрелять короткими очередями. Бой длился минут десять и начал приобретать для нас неблагоприятный оборот. Огонь немцев становился все плотнее. Они хорошо укрылись, к тому же могли подойти другие машины.

Я дал команду отходить, и последний раз взглянул на грузовики. На них было много тел убитых и раненых фашистов, стекла разбиты, пробитые пулями шины спущены. Ползком, отстреливаясь, все начали отходить по заранее намеченным нами путям к месту сбора за бугром. Последним прибыл Франсуа.

– Кто ранен?

Ответа не последовало. Все на месте и никто не ранен! Огонь фашистов перед нашим отходом был очень интенсивный, но ни одного ранения. Здорово!

Бегом мы двинулись через лесок, миновали поле, потом опять лес. Отбежав километров пять, пошли пешком, по дороге перезаряжая и приводя в порядок оружие – мало ли что впереди.

И тут я вспомнил, что у нас есть приказ – останавливать молотьбу, чтобы лишить отступающих немцев возможности забирать зерно. Осторожно, с разведкой впереди, мы пошли по деревням. Везде шла молотьба. Пришлось вызывать мэров и объяснять им, почему надо прекратить работу. Они слушались. Шум молотилок стихал. На какой-то проселочной дороге нас догнал мальчишка-велосипедист.

– Вы русские?

– Нет.

– А кто вы?

– Никто. А ты кто?

– Я местный из … (он назвал деревню), а вы русские, я знаю. Вы никогда ничего о себе не говорите. Ответьте мне: на гранд-рут около Йе это вы обстреляли немцев?

Отпираться не имело смысла: парень что-то знал, и его распирало желание поделиться важной новостью.

– Может, и мы. А что?

– Двадцать два фашиста убиты, а раненых не счесть!

Он сел на велосипед.

– Стой, ты куда?

Он назвал деревню, лежавшую в стороне от нашего пути.

Прикончили 22 фашиста! Вот это да! Сворачивая в лес, мы запели марш танкистов. Погода была солнечная, под стать нашему настроению. До нашего леса оставалось километров десять. Осторожно переходя шоссе, группа быстро приближалась к «дому».

Проверка показала, что убито двадцать три солдата и унтер-офицера и, как ни странно, раненых было только девять. Мы просили проверить ещё раз. Проверили – 9 человек. Обычно раненых бывает больше, чем убитых.

Когда мы пришли в лагерь, Валерий даже не поверил, когда мы доложили о результатах боя. Но на другой день приехала Алиса и поздравила нас уже по результатам проверки. Только тогда поверил и Валерий в нашу удачу.

– Нам просто повезло, – успокоил я его тщеславие, а он и вправду в те времена был честолюбив и тщеславен. Это событие пришлось как раз на тот период, когда мы с ним были не в ладах из-за его пристрастия к походам на коллаборационистов.

Очень обрадовалась вести о наших боевых успехах Мария, ей было что привезти в Париж. Назавтра она уезжала туда на велосипеде. Всю ночь мы с ней гуляли в лесу, а на утро ребята, ехидно улыбаясь, помогали мне привязывать к багажнику пакет с мукой, окороком и сыром. Это был и камуфляж, и питание для детей Марии. С разрешения Алисы, мы выделили ей еще и 1000 франков. Для неё это было целое богатство. Ребята тепло проводили Марию.

Да простит меня читатель за непоследовательность, но я ведь не профессиональный писатель. Рассказываю об одном, а тут вдруг память настоятельно требует именно сейчас, в этом месте, поведать о другом и не менее, как мне кажется, важном. Вот и сейчас: только что говорил о Марии, а теперь хочу немного рассказать о Янике.

…Яник или Янек (не знаю, как правильно) – поляк из-под Кракова. Был мобилизован в немецкую армию и бежал из неё где-то под Марселем. Идя на север, он подрабатывал по пути у крестьян. Те кормили его, давали одежду, обувь. Винтовку он где-то бросил, переоделся в гражданскую одежду и через несколько месяцев пути оказался в районе Венизи, где местные жители передали его нам. Участие в операциях принимал охотно, был в меру храбр. Потом, оказавшись в Париже в конце войны, он ушёл в польскую армию лондонского правительства.