Иван Кулаков - Я родом из страны Советов

Тогда уже выпал снег. Это был ноябрь 1941 года. Немцы не были такими злыми – партизанское движение их пока не беспокоило, оно еще не разрослось тогда. Немцы тогда еще представляли себя гуманной расой. Тогда еще только началась война.

И я опять пошел к бабушке – только не по железнодорожной линии, а по той, где ездили уже на санях. Иду я, а там как раз едет немец и говорит мне: «Садись, подвезу…». Я испугался… Немецкий-то язык я хорошо знал, но об этом никому-никому не рассказывал, чтоб не привлекли меня куда-нибудь к немцам в помощники. В общем немец тот меня уговорил на ломанном русском языке, и мы поехали. А эта дорога вела точно в ту деревню, куда я и ехал. Я вовремя сошел, а они в другую сторону поехали – направо свернули.

Пришел к бабушке. У нее я прожил день или два. У них там картошка была, запасы, даже овца не зарезанная, т.е. они еще могли прозимовать. Но туда уже немцы-тыловики подошли. И всем жильцам деревни поступило распоряжение эвакуироваться в тыл, потому что на этом месте будут бои идти. Немцы тогда еще военную конвенцию соблюдали, поэтому мирных жителей предупредили о боях. Нас всех в кучу собрали, и бабушка моя эту овцу с собой взяла на веревочке. Человек сорок нас было, и всех погнали в тыл до следующей станции. Шли мы долго-долго и к вечеру пришли в какую-то деревню. А переселенцев-то никто к себе брать не хотел, и нас немцы с автоматами размещали. Нас с бабушкой поселили в какой-то хороший красивый дом с резными ставнями на окнах… Подвал там был высокий… Словом, зажиточный дом. Ну а надо же было еще есть что-то, а кто нас там кормить-то будет?.. Хозяева те говорят, мол, что это вы на наши харчи?.. Картошки наварили, едим… А они говорят бабушке: «Давайте режьте овцу вашу – мясо будет». А бабушки-то мои отказываются, мол, нет, подождем еще, поди, скоро война кончится – мы и обратно к себе пойдем, а сейчас картошку есть будем – ее-то я еще с собой в мешке туда принес, а бабушка с собой бутылочку масла подсолнечного взяла да крупы в мешочках. Сначала я с ними там ночевал, а потом понял, почувствовал, что они и себя тут едва прокормят, а я такой здоровый парень в тягость им здесь буду.

Когда еще был в Москве, уже началась пропаганда о партизанах, мол, кому по каким-то причинам нельзя воевать – те идут в партизанские отряды. И партизаны эти представлялись такими смелыми, отважными людьми, их награждали даже… И я решил, что и здесь, у нас, тоже должны быть партизаны. Тогда я бабушкам потихоньку и сказал: «Ты только не говори никому, но я пойду в Москву пешком – в партизаны». Бабушки заплакали сразу, но я ушел…Ушел в совершенно неведанную, незнакомую, чужую мне жизнь.

Вот так один, без продуктов, я и ушел. Оказался в каком-то незнакомом лесу. А тверские леса были в то время очень большие – прямо чащобы. Я тогда почему-то никого страха не чувствовал. Одет я был тогда хорошо, потому что когда у нас отец умер, то мама на его зарплату (выдали похоронные деньги) купила мне, брату и сестре хорошие пальто. Вот поэтому я был хорошо одет и не мерз и в поле, и в лесу – когда ходил там. Я долго бродил – искал дорогу в лес. Мне нужно было попасть в лес, чтобы найти партизан. Дорогу я нашел только к вечеру и пошел по ней. Ориентировался я тогда очень плохо – местность была незнакомая, я даже не знал, в каком направлении мне надо идти. Где кончается лес? Где поля? Чьи это поля? Где немцы? Где партизаны?.. Ничего этого я тогда не знал. Продуктов с собой у меня было мало – бабушка дала в дорогу немного вареной картошки, соленый огурец и луковицу. Вот и все мои продукты.

Я нашел какое-то пристанище – шалаши, штук, наверно, десять. А в округе – конский помет, сломанные телеги без колес… И все было так хорошо прибрано, что можно было подумать, что люди отсюда уже давно ушли или – наоборот – еще здесь не появлялись. В этих шалашах я долго искал что-нибудь поесть или попить – ползал-ползал везде, но так ничего и не нашел. В одном шалаше много было соломы… А недалеко был маленький стожок сена – в него я залез и уснул.

Проснулся я уже утром. Есть очень хотелось, но еды не было. Я опять принялся искать что-нибудь… Видимо, люди, которые там жили или ночевали, уехали не торопясь и все нужное забрали с собой. За ночь я потерял ориентир – где север? где юг? – и в итоге не знал, куда дальше идти. Потом начал искать продолжение той дороги, по которой туда пришел – ходил по спирали кругом, смотрел… Откуда я пришел? Куда теперь идти? А тогда еще снег выпал, так что очень сложно было определить направление. Ну в конце концов я нашел продолжение дороги и пошел дальше. В итоге оказался на развилке дорог и завернул сначала налево, но развилка эта скоро кончилась – все, нет дороги. Я вернулся обратно и пошел уже направо. Дорога уходила вглубь леса, шел я по ней долго, пока не нашел другое пристанище… Там были такие же шалаши, такие же землянки, как и в прошлый раз, но видно было, что там колоссальный беспорядок, а значит люди собирались и уезжали очень быстро, торопились… Что-то мне показалось там жутким, я начал нервничать… Я один в лесу, и непонятно, почему люди отсюда ушли в такой спешке. Вокруг какая-то утварь была разбросана, сено… Я опять начал искать продукты – очень уж есть хотелось, а свои продукты у меня уже закончились. Искал-искал – ничего не нашел.