— Как живешь с комиссаром, товарищ Ковтунов? — спросил начальник политотдела. — Не ругаешься?
— Хорошо, товарищ полковой комиссар, — ответил Ковтунов и замолчал, настороженно обводя глазами членов парткомиссии, ожидая новых вопросов. Но вопросов больше не было.
— Кто желает высказаться? — снова поднялся Дестичан. — Товарищ Голощапов?
Командир полка, морщась, поднялся со стула: его все еще мучил ревматизм.
— Знаю Ковтунова около трех лет. Еще по службе в Закавказском военном округе и вот здесь, на фронте. Грамотный артиллерист. В боях ведет себя смело и инициативно. С обязанностями командира батареи справляется. За отличное выполнение заданий командования товарищ Ковтунов представлен к награждению орденом Красного Знамени. А вот теперь, как один из лучших, назначен на должность командира дивизиона. Работает неплохо… Уверен, что оправдает оказываемое ему доверие и, будучи членом партии, не уронит высокое звание коммуниста.
Потом выступил начальник штаба. За ним взял слово подполковник Дестичан.
— Что я могу сказать о товарище Ковтунове? — поднимая глаза к потолку, начал он с заметным акцентом. — Воевали рядом и не один раз приходилось ему поддерживать моих пехотинцев. Как поддерживал? Как справлялся?
При этих словах Ковтунов насторожился. «Сейчас скажет, что я опоздал открыть огонь в том, первом, бою под Харьковом», — подумал он, и сердце его екнуло.
— Спасибо ему говорят мои пехотинцы за эту поддержку. Храбрый товарищ. И когда отступали, товарищ Ковтунов хорошо прикрывал. Я желаю и дальше воевать с товарищем Ковтуновым, вот что я хочу сказать. Хорошо сражался товарищ Ковтунов. Думаю, надо нам принять его в члены партии.
— Есть другие предложения? Нет? Голосуем…
Ковтунов опустил голову и поднял ее только тогда, когда Дестичан громко и весело сказал:
— Единогласно, — и тут же добавил — Поздравляю, товарищ Ковтунов!
Радостный возвращался Ковтунов к себе в дивизион. Машина резко подпрыгивала на ухабах: шофер Камочкин обладал удивительной способностью попадать в выбоины даже там, где их можно было объехать, и Ковтунов всегда ворчал на него, но сейчас он не замечал ничего, погруженный в думы о том большом событии, которое произошло в его жизни.
В блиндаже его ожидал комиссар старший политрук Николай Иванович Михалев — смуглолицый, черноволосый, широкоплечий сибиряк, в прошлом секретарь Челябинского райкома комсомола. Он был недавно назначен в дивизион.
— Приняли? А я что говорил? То-то! Поздравляю! — окая, встретил он Ковтунова. — Ну, давай чай пить, за чаем и расскажешь. Мы, сибиряки, чай любим…
Ковтунов подробно, стараясь не упустить ни одной детали, рассказывал, а Михалев пил чай из блюдечка, часто вытирая платком капельки пота, обильно выступавшие на лбу, посмеивался, подшучивал.
— Теперь, Георгий Никитич, тебе надо партийное поручение дать. Вот только не придумаю, какое бы посложнее да поответственнее…
— Давай-давай, хоть десять, — с жаром откликнулся Ковтунов.
— Ну, десять многовато, это ты зря. Командовать, что ж, за тебя я буду?
— Зачем ты? У меня теперь сил прибавилось, на все хватит. Горы сверну.
— Горы? Вот это хорошо, — улыбнулся Михалев. — Помню, когда меня в партию принимали, тоже такое настроение было. И работать взялся за двоих, да где там — за троих. Но, правда, и критиковали — ух, как здорово! Словом, рад я за тебя, искренне рад, Георгий Никитич. Нашего полку прибыло, — поднимаясь и надевая шапку, сказал Михалев. — И еще прибудет. Вот пойду на НП к Васильеву. Рекомендацию просил, тоже в партию вступает. Надо побеседовать. Ну, пока. Если задержусь — может, ночевать там останусь, — позвоню…
Николаю Ивановичу Михалеву было за тридцать, а Ковтунову только двадцать четыре. Но, несмотря на разницу в возрасте, они хорошо ладили между собой. Михалев сумел как-то сразу и прочно завоевать в дивизионе авторитет. Помогла, видно, привычка работать с людьми еще на «гражданке», о чем он часто любил вспоминать, всегда начиная словами: «А вот у нас, на гражданке…» В работе он был неутомим. Проводил с артиллеристами занятия и политинформации, присматривался к их учебе, которая не прекращалась и здесь, в боевой обстановке. Нередко случалось, что противник, нащупав одну из батарей, обрушивался на нее огнем и, когда кто-либо выходил из строя, старший политрук Михалев занимал его место и выполнял обязанности не хуже, чем хорошо натренированный боец.
Частым гостем был комиссар и у командиров батарей на наблюдательных пунктах. Придет, спрыгнет в окоп, скажет своим окающим, медлительным говорком:
Читать дальше