Катарина Байер - Двойная эмиграция

Дальше мне разбираться было некогда… Я поняла, что не могу больше оставаться в этом госпитале, помогая немецким солдатам. Я не хочу спасать их жизни и оберегать их покой! Довольно! Зачем я здесь?! Зачем стараюсь услужить людям, которых уже не уважаю и не ценю? Зачем выхаживаю солдат, чуть не погубивших недавно мою сестру? В голове зазвучала лишь одна назойливая мысль: «Они мне чужие!» Эта мысль не давала мне покоя, она выматывала меня! Я едва смогла дождаться окончания дежурства, уже не стараясь убедить себя в обратном, мысленно повторяя, как это делала раньше, что и мои сыновья – немецкие солдаты и, возможно, тоже нуждаются в моей помощи! Ничего не помогало – мне не терпелось сбежать отсюда! Во что бы то ни стало! Видимо, в тот миг что-то надломилось в душе и никак не хотело срастаться…

Я даже поймала себя на мысли, что пытаюсь обвинить своего мужа Александра в том, что он убедил меня переехать из Петербурга в Мюнхен. Я же очень страшилась этого переезда и согласилась только ради прихоти супруга, поддавшись его уговорам.

«Эх, – сокрушалась я, – если б мы не переехали в Мюнхен, мне бы сейчас не пришлось ухаживать за немецкими солдатами, а нашим детям не пришлось бы стрелять в русских! Мы с мужем и детьми находились бы совершенно по другую сторону фронта, а возможно, и воевали! И я бы охраняла покой и лечила русских солдат, а не немцев! А мои сыновья защищали бы СВОЮ Родину, шагая в одном строю – плечом к плечу рядом с моим братом, сыновьями Натальи и её Егоршей!»

И тут я осознала, что давняя обида на супруга начала расти, превращая мою любовь в какое-то другое странное чувство. Что это за чувство я понять не могла, но назвать его любовью уже не старалась…

Без капли сожаления я той же ночью покинула госпиталь, хотя прекрасно понимала, что в нём без особого риска для жизни, в полном спокойствии, сытая, обутая и обогретая я могла бы ещё долгое время исполнять свой сестринский долг.

Я натянула уже не раз служившие верой и правдой высокие немецкие сапоги и так полюбившийся мне добротный немецкий плащ, в сухарную сумку сунула накопленные съестные припасы и все свои документы. Забыв про осторожность, не дождавшись очередной непогоды, я двинулась в сторону села. Вооружившись, как обычно, скальпелем, я так спешила, что не заметила, как в лесу нарвалась на немецкий патруль…

Эти два солдата выскочили из леса на тропинку прямо за моей спиной. Они ловко с двух сторон ухватили меня под руки, приподняв на секунду над землёй. От такого прыжка в высоту я ойкнула и больно прикусила язык. Один грозно посмотрел на меня и, повернув лицом к луне, коротко спросил на русском языке: «Куда?» Другой вслед за ним повторил, растягивая слова: «Куда бежим?!»

Я растерялась – я была совершенно не готова к их нападению. Мечтая обрадовать сестрёнку важной новостью про карту, я забыла про угрожающие мне опасности и не придумала, что соврать патрулю, если меня вдруг поймают. Конечно, они не знали в лицо всех медсестёр нашего госпиталя и сразу приняли меня за нарушившую комендантский час жительницу села, помогающую партизанам, или вообще за партизанку! А зачем тогда я с такой скоростью мчусь ночью в сторону села?! Конечно, партизанка! Значит, меня надо непременно арестовать за нарушение комендантского часа и доставить в комендатуру для допроса!

И как же велико было их удивление, когда я встала, как вкопанная, не отвечая на их вопросы, словно вообще не понимала русского языка. Тогда они заговорили со мной по-немецки, и тут я, опомнившись, замахала на них руками и тоже по-немецки (а говорила я к тому времени на немецком языке уже совершенно без акцента) стала объяснять, что я сестра милосердия из госпиталя, меня отправили за целебным сухостоем, из которого мы готовим настойки для раненых, чтобы укреплять их иммунитет. И я уже насобирала кое-какой травы (для убедительности я подняла повыше свою сухарную сумку), но в овраге неподалёку растёт трава, которая помогает заживлять раны, потому что обладает антисептическими свойствами. За этой травой надо идти только в сухую погоду, пока нет дождя и пока не нагрянули сильные морозы, – потом она уже плохо помогает. А без неё возвращаться вообще никак нельзя – врач будет недоволен. Мы все поочерёдно к тому оврагу за сухими целебными травами ходим, когда дождя нет…

Я болтала и болтала, боясь замолчать, наполняя свою речь медицинскими терминами и стараясь запутать немного обалдевших от моего красноречивого монолога солдат…