Катарина Байер - Двойная эмиграция

Я в это время сорвала с печи занавески, сунула их в печь, чтоб утром сжечь, – сейчас печь затапливать было нельзя, немцы сразу почуют неладное. Потом взяла тряпку, банку с тлеющей лучиной и стала выискивать капли крови, разлетевшиеся по горнице – сначала осмотрела все стены, потом стала ползать по полу, вытирая на нём оставшиеся капли, уже подсохшие к тому времени. Ко мне присоединилась сестра, и мы почти всю ночь рыскали по горнице и выискивали эти застывшие капли, а сами разговаривали и разговаривали, не замолкая.

Наталья опять поведала мне истории об уходе мужа и сыновей на фронт, о том, что весточек от них никаких нет. Живы ли они, погибли ли – это ей не ведомо. Рассказала, что здесь, в их селе, немцы чувствуют себя хозяевами. Только не хорошими добрыми хозяевами, заботящимися о сельчанах, а совсем наоборот: устраивают облавы, допросы, грабят, пытают и жестоко убивают. И постоянно ищут партизан! В каждой хате им мерещатся только партизаны и предатели.

А каким жестоким истязаниям немцы подвергают пойманных партизан, устраивая на глазах у всего села показательные казни! Чтоб другим неповадно было! Расстреливают не только пойманных партизан, но и все их семьи! За укрывательство. Не жалеют ни женщин, ни детей. Повезло тем, кто сумел, бросив жильё и весь свой скарб, добраться через Европу к родным в Португалию, Англию, Канаду, Соединённые Штаты или вообще в Австралию – там не так страшно, как здесь! Там нет войны! Даже в Европе намного спокойнее, чем на Украине, – немцев ведь там, как они судачат, приняли с распростёртыми объятьями, фактически подарив им ключи от городов и сёл! Там, говорят, не было таких диких бомбёжек и зверств, как здесь, на Украине.

«А кто-то, – продолжала свой рассказ сестра, – у кого остались какие-либо родственники в Германии, ринулись туда. Ходят слухи, что немцы не трогают тех, кто имеет немецкие корни, привечают их, относя к особой расе, поэтому, пытаясь спасти своих детей, некоторые семьи покидают насиженные места».

Вот так и смогла Наталья передать мне письмо, которое я нашла перед самым уходом на фронт. Не знала сестрёнка, дойдёт ли её письмецо, наудачу передавала. А ведь дошло, родимое! В Германию, как оказалось, надёжнее письма отправлять, чем родному мужу Егорше с сыновьями за линию фронта: в Германию сейчас через Европу все границы открыты – немецкие посты легко можно было обогнуть через лес. В лес немцы теперь особо не суются – боятся партизан. Вот мирные жители туда-сюда лесами и шастают. Конечно, боятся на немецкий патруль нарваться, но всё равно рискуют, коли нужда есть.

Я пребывала в страшном недоумении – я-то владела совершенно другой информацией: в моем воображении до сегодняшней ночи немецкий солдат существовал как Великий освободитель! У меня ведь два сына уже воюют или вот-вот, после завершения учебной подготовки, начнут воевать в рядах немецкой армии. Где же правда? Неужели всё, что, живя в Германии, я слышала из радиоприёмников, на службе, от знакомых, была страшная неправда?! Неужели не было в Советском Союзе никакого красного дьявола, стремящегося подмять под себя всю Европу, а была простая мирная жизнь простых советских граждан, строящих в своей молодой стране коммунизм и стремящихся к светлому будущему?! Мирная жизнь людей, не желающих этой войны!

Я пробовала пожурить сестру за то, что она к нам в Мюнхен не рванула, но Наталья прервала меня на полуслове:

– Ни за что! Нельзя мне!

– Почему?

– Ну нельзя, и всё тут! Я своих сыновей и Егоршу дождаться должна. Вдруг они вернутся, а меня и в хате не окажется. Не могу я их бросить…

Я запуталась в потоке совершенно полярной информации. Я не знала, что мне сейчас делать, с кем быть – с сестрой, ждущей от меня хоть какой-то помощи, или с сыновьями, попавшими в ряды немецкой армии.

Я не знала, стоит ли возвращаться в свой госпиталь… Я не знала, смогу ли я теперь зашивать и перевязывать раны людям, которых я сегодня ночью с таким ожесточением убивала… Смогу ли менять у них пелёнки и кровавые бинты? Раньше я относилась к раненым немецким бойцам, как к своим собственным сыновьям, а теперь… Кто они мне теперь? Друзья или враги? Они сегодня ночью чуть не убили или не арестовали мою сестру! Возможно, они доставили бы её в дом старосты или в комендатуру и стали там пытать, как пытали других односельчан…

Что делать? Надо было решать.

А сестра всё говорила и говорила. Видимо, у неё в голове до сих пор не укладывалось, что это не кошмарный сон. Она всё ещё никак не могла поверить в то, что происходит сейчас на её родной земле. Она и рассказывала-то мне обо всём как будто для того, чтоб самой убедиться, что всё это правда…